баба в перепачканном чепце, будто головой сажу в камине чистила, и ещё худшего вида переднике приволокла большущий кувшин и разлила золотистое содержимое его по большим деревянным кружкам.
– В память о Кленовом Листике! – громогласно заявил великан.
– В память о Кленовом Листике! – повторили тощий и маленький.
Все приложились к «лесному диву». Но молчание было недолгим – ровно до тех пор, пока Костик не расправился со своей порцией. Не успела его кружка коснуться стола, как он снова затараторил:
– А ещё Джэ́джель Большой Жёлудь рассказывал, как Сали́нна говорила ему, что у этой рыжеволосой ведьмы Эли́ссы вымя, как у свиньи. Титек у ней, мол, по пять штук в ряд справа и слева. А в безлунные ночи уходит она в Благословенную пущу и кормит там своими титьками всяческую лесную нечисть. А сзади у ней хвост. И всякий, кто ей под юбку заглядывал, падал в обморок, а после ничего не помнил.
– Экая ерунда! – откашлялся Медведь. – Джэджель этот сам, небось, хотел бы пососать титьки Элиссы, да та не дала. А Салинна бы с потрохами сожрала его «большой жёлудь». Но он на эту дурнушку и не смотрит вовсе, всё сохнет по лесной ведьме. Вот Салинна её грязью и поливает. И чего тут пугаться-то: каких-то там десять титек. Я бы не прочь позабавиться с десятью титьками разом. Всё же лучше чем две, а Сучок? – обратился косматый к своему прихлебателю. Тот лишь гигикнул что-то в свою огромную кружку. А Медведь продолжил: – И что это за мужики, которые под бабскую юбку заглядывают и в обморок падают? Вот я бы так под ведьмину юбку заглянул, что это она бы у меня в обморок упала.
– Ну, так и загляни! – выпалил Костик. – Или слабо?
– Чего это слабо? – набычился Медведь. Видно, слова несчастного его слишком задели за живое. – Вот возьму и загляну.
– Врёшь ты всё, – махнул рукой маленький. – Духу у тебя на это не хватит. Ты с ней хоть раз разговаривал?
– Разговаривал, – откровенно наврал косматый. – А теперь ещё и под юбку загляну. Поищу хвостик.
– И останешься без гляделок своих, как Листочек Кленовый-то, – снова всхлипнул Костик. – Ох, и жаль же мне его, друга сердешного.
– Листочек твой дурак был, – отрезал Медведь. – И без гляделок остался не потому что ведьме под юбку заглядывал, а потому что жукам твоим, которые величиной с кулак, зенки его по вкусу пришлись. Эй, хозяйка! – рыкнул он. – Налей-ка нам ещё выпить!
– Набрались по самую крышу, сволочи, Иные бы вас побрали, – поворчала хозяйка, исправно наполняя кружки, и ушла. Сучок как сидел с придурковатым видом, так и опрокинулся со стула.
– Вишь, как горюет за твоим сердешным, – опрокинув содержимое кружки в себя, кивнул на тощего бородатый. – Пойдём. Нужно ещё это недоразумение домой отволочь.
«Недоразумение» даже особо не брыкалось, хоть Медведь и волочил тощего в буквальном смысле этого слова. Причём, волочил по грязи, оставленной вчерашним дождём. Даже мордой