головой и, высвободив руку, погладила своего бывшего наставника по щеке. Нежно, осторожно. Ожидая, что он снова отстранится со своим глупым, бессмысленным и напрочь уничтожающим любые надежду и желание «Не надо». Но он не отстранился. Его серые, кажущиеся в полумраке подземелья графитными, глаза устремились в её душу.
Но он колебался. Она знала, она чувствовала это. Тогда, когда много лет назад они были вместе в первый и в последний раз, он чувствовал себя таким виноватым, таким никчёмным. Он думал, что погрузившись в неё, предал свою истинную любовь, которая вообще никогда не была взаимной. Несчастными тогда оказались все, кто был как-то связан друг с другом. Воспитанница долго приходила в себя, будучи отвергнутой.
«Ах, мама, как же у меня болела голова от полынной настойки!»
– Это ничего не значит, – прошептала пришелица, ощущая, как жар разливается по всему телу, а внизу живота растёт и множится щекочущее чувство вожделения, унять которое может только твёрдый горячий мужской стержень. – Да, я до сих пор люблю тебя, ты до сих пор любишь её, а она никогда не любила тебя, потому что любила его. Но всё это ничего не значит…
Он осмелел, покрывая её лицо и шею поцелуями, сминая чёрную ткань, устремляя уставшие руки в прорези платья, прикасаясь к её коже сквозь трепетные кружева. Она тонула в его ласках и взгляде, отвечала на его поцелуи и всё не могла насладиться вкусом его языка, жадно впитывая каждое его движение. Когда они были в первый раз, он был так нежен. Он лишил её девственности так ласково, что она вообще не ощутила боли. Была только сладость и немного крови.
Но теперь она разбудила в нём зверя. Каждый его толчок сопровождался глухим рычанием. Он неистово терзал её волосы и покусывал плечи. Она в ответ исполосовала ногтями его спину. Когда они достигли каждый своего обоюдного пика, подземелье огласил первобытный рёв сношающихся самца и самки. Она крепко ухватила его соски, принимая в себя туго пульсирующее семя. После они оба почти мгновенно погрузились в сон.
А под утро она проснулась и, завернувшись в его халат, отправилась пройтись по прохладным коридорам утёса. Одна из обширных террас выходила на подземный водопад, беззвучно стекавший по её стене куда-то глубоко к основаниям скалы. Рассветные лучи, неведомым образом проникавшие сюда, окрасили воду в серебристо-золотистые тона. Поток был настолько гладким, что она могла рассмотреть себя в нём, как в зеркале.
Её сильный мужчина спал, раскинувшись на весь мир, пленяя своей сладкой слабостью это беспечное утро. У меня не болит голова, мама, улыбнулась себе и ей, призраку давно минувших дней, женщина. Я пьяна, но не чувствую головной боли. Моя горькая, дурманящая, обнажающая душу настойка полыни… У меня, как и у тебя, мама, не болит голова от полынной настойки…
Растрёпанная и счастливая, насытившаяся, наконец, любимым мужчиной, она опустила руку к животу. Она была женщиной, да к тому же Иной. И в этот