охранник таким тоном, словно это могло образумить и убедить, что всё совершается правильно, – Шеф сказал, у него теперь будет ребёнок…
Наташе сейчас важно было одно – вырваться, выкрутиться из державших её рук, скорее, пока не поздно, пока можно догнать. Но Павел удерживал её с такой легкостью, словно она сама была малолетним ребёнком. Он выпустил её, только услышав шум мотора.
Наташа упала на землю и зарыдала.
Она и потом не могла вспоминать последовавшие за похищением Мишки дни. Когда она звонила Артисту – пять, десять, тридцать раз – в телефоне раздавались короткие гудки. А потом к ней в комнату вошла одна из горничных, Катя. Да, её называли просто Катей, хотя годами она была едва ли не вдвое старше своей юной хозяйки.
Катя села на постель, обняла зарёванную Наташу, и несколько минут молчала. А потом сказала:
– Он тогда в зоопарк вас позвал, чтобы жена его на мальчишку посмотрела. Вы-то её не заметили, поди. У Нелли Александровны своих детей нет. Вот, считай, и взяли – родного. Они теперь вместе будут жить…
Наташа подняла красное опухшее лицо:
– Но так же нельзя, – она плакала уже столько, что начала икать.
А у Кати лицо было горестное и какое-то жёсткое.
– Ещё как можно-то! Сколько случаев таких! И ничего вы теперь не сделаете. Ни на городскую их квартиру не прорвётесь – не пустят вас просто. Ни через суд ничего не докажете. Ему только сказать, что у него все условия есть сына растить, а у вас…
– Может быть, куда-то в газету…
Катя качала головой:
– С превеликим удовольствием в вас сейчас и газеты вцепятся, и телевидение. Люди на такое падкие, как, простите, мухи на навоз. А только и там ничего вы не докажете, вас только в грязи вываляют. Дескать, знала, что он женат? Так чего чужую семью разбивать полезла? А он ещё окажется честным-благородным, что от сына не отказался, воспитывать решил.
Лицо у Кати оставалось таким же жёстким, и она ни разу не назвала Артиста по имени, говорила только «он». Похоже, она знала ему цену. И не какую-нибудь, а человеческую. И именно он был для неё тем навозом, на который спешат слететься мухи.
Единственное, что могла сделать Наташа – это приехать к тому дому, где жили Артист с женой и её сыном, и проводить там целые дни. В надежде, что Мишку вынесут же когда-нибудь на улицу. Она сидела на лавочке, смотрела на их окна. Она вскакивала, когда открывалась дверь подъезда. Она уходила, когда спускалась ночь, и никто бы уже не вышел гулять с ребёнком. Приютила её в это время подруга по институту. Ранним утром Наташа опять отправлялась на свой пост.
На четвёртый день из дома вышел такой же безликий мужчина, какими были охранники в их загородном доме – высокий, в строгом костюме.
– Вы вот что, – сказал он, обращаясь к Наташе, которая испуганно вскочила и комкала в руках сумочку с любимой Мишкиной игрушкой, – Не нужно здесь сидеть. Они сейчас уехали.
– Куда? – простонала Наташа, – Это было