полыни, бескрайним небом, и счастьем обретённого чуда – увидела! Ярко чиркнула по небу звёздочка. Будто Бог зажигает спички, и никак не может зажечь.
Но до августа ещё дожить надо. Настя думает степенно, как бабушка. Варвара Ивановна отвечает так на все вопросы типа «Баб, а мы будем делать то-то и то-то?». Надо дожить. До зимы. До весны. До августа.
Сейчас июнь. Пятый час утра. Уже совсем светло, только свет ещё нежный. Утром время такое юное, чистое. И оно принадлежит Насте, потому что все ещё спят. Бабушка спит.
Все люди знают, что такое засидеться глубоко в ночь. Когда к ним в деревню приезжают дачники – они никогда рано не ложатся. И всегда шумят. Включают музыку. Бездарную – как грохот половника о ведро. Они разжигают костры, жарят шашлыки на мангалах и разговаривают у себя в садах так громко, что их слышно на улице. А на самом деле они не слышат ничего. Даже соловья, который поёт взахлёб – не услышат. Насте кажется, что дачники приезжают в скафандрах. Ничего не видят, не слышат, не знают. Как приехали, так и уехали, не поразившись ничем. Ни от чего у них не захолонуло сердце.
И вот это время рассветное, от четырёх часов утра – для них совершенно неизвестное. Они спят как мёртвые.
Это – Настино время.
Настя в одной рубашонке пробирается в коридор, босиком шлёпает тихо, чтобы бабушку не разбудить. Достает из холодильника банку молока, двумя руками – банка тяжёлая – наливает себе в кружку. Молоко козье. Они не держат скотину, только кот да собака, но бабушка считает, что тот, кто вырос на козьем молоке, будет здоров всю жизнь. А Насте нравятся козы с их фантастическими глазами, и ехидными блеющими голосами. Козы – личности в отличие от коров. Капризничают, ябедничают, хулиганят, совсем как дети.
Окно в Настиной комнате открыто всю ночь. Настя сидит на постели, пьёт молоко и слышит, как под окном чуть слышно повизгивает пёс Туман. Маленькая остроухая дворняжка с короткими лапами. Она не помнит, откуда взялся Туман, он был всегда. Рос вместе с Настей. Туман живёт во дворе – в будке, но не на привязи. Поэтому он всегда мчится за Настей, куда бы она ни отправилась. Мчится он – как скачет. Как мячик ладошкой поддаёшь: хоп-хоп-хоп.
Настя натягивает через голову – уже выцветший сарафан, голубой в белые цветочки. Она привыкла к нему, не замечает, что начала из него вырастать. Восемь лет – самый рост. Ноги вытягиваются, как у жеребёнка, и сарафан перестал закрывать колени.
Настя перебирается через подоконник, и совершенно бесшумно спрыгивает в высокую и мягкую, покрытую росой траву под окном. Рядом скачет Туман – и будто торопит её: «Скорей! Бежим!»
Но надо ещё помнить – придержать железную калитку, которая иначе хлопнет, и бабушка может проснуться. Настя относится к калитке как к живому существу: та первая встречает гостей, а потом провожает. Стук закрывшейся калитки – это последнее «прощай», уже после того, как сказаны все слова и за гостем закрыта дверь.
Настя