не бойся.
Лиля зажмурилась и отхлебнула с треть кружки.
– А теперь?
– Не знаю. Ой, у меня что-то голова закружилась!
– Это от познания неведомого и запретного. Когда Золушка впервые попала на бал, у нее вообще крышу снесло так, что она даже забыла, что приехала во дворец верхом на тыкве. До того ошалела от новизны ощущений, что запустила в принца туфлей, выбежала из дворца и стала орать: «Карету мне, карету!» Затем пришла в себя – а перед ней вместо кареты тыква, вместо лошадей мыши, а вместо бального платья смирительная рубашка с завязанными на спине рукавами.
– Я не хочу приходить в себя, – заявила Лиля.
– И замечательно, – кивнул я. – Наконец-то ты рассуждаешь здраво. Слушай, может, ты проголодалась? Давай я закажу чего-нибудь поесть.
– Нет, это как-то. нехорошо.
– Что нехорошо?
– Что вы. что ты на меня будешь тратиться.
– Зато по-честному.
– Почему по-честному?
– Ну, сама посуди: ты приехала в Бельгию, выслушивала мою околесицу и заплатила за все это деньги. Я тоже приехал в Бельгию, несу здесь чепуху в свое удовольствие, развлекаюсь, похищаю девушек, и мне еще за это платят. Должен же я восстановить справедливость.
– Ты такой богатый?
– Сегодня богатый, завтра бедный. А когда буду умирать с голоду, приползу к твоей двери, и ты меня накормишь винегретом. Накормишь?
– Накормлю.
– А напоишь?
– Напою. А почему ты будешь умирать с голоду?
– От нестабильности доходов. Постоянство – штука надежная, но уж больно скучная. Непостоянство веселей.
– А ты давно работаешь экскурсоводом?
– Да какой я экскурсовод! Это так, ветхая заплата на ярком рубище. Единственным стоящим экскурсоводом, которого я знаю, был Вергилий. Он водил Данте по таким удивительным местам и рассказывал о них такую вдохновенную чушь, что ею уже без малого семь веков зачитываются. А я – так, погулять вышел. Лиля, ты не ответила, что будем заказывать?
– Да я не голодная…. Я лучше еще пива. – Лиля сделала глоток и неожиданно положила голову мне на плечо. – А ты во всем непостоянен?
– Ну, что ты. – почему-то смущенно проговорил я. – Я постоянен в своем непостоянстве.
– С тобой весело.
– С тобой тоже. – Я обнял Лилю.
– Что ты делаешь? – спросила она, не отстраняясь.
– Ничего особенного, – ответил я. – Развязываю рукава смирительной рубашки у тебя на спине.
В отель мы вернулись поздно вечером. В фойе, на обитой плюшем банкетке под фикусом сидели Лилины родители. Мамашу колотила дрожь, отец был бледен, как восковая фигура. Над ними склонилась Рита – видимо, успокаивала.
– Да не волнуйтесь вы так, – донесся до нас ее голос. – Лиля – взрослая девочка, погуляет по городу и вернется.
– Уже вернулась, – подал голос я.
Лилины родители оцепенело глянули в нашу сторону. Затем с удивительной синхронностью вскочили и бросились к нам.
– Лиля! Где ты была?! Ты совсем совесть потеряла!