которыми они выстаивали разнообразные социальные отношения и приключения. У каждой фигурки было имя и история любви, развивающаяся во времени и даже в пространстве – изменения в личной жизни фарфорового народца приводили к перемещению на другую полку или в дальний шкаф. Супруги помнили весь этот гигантский сериал наизусть с самого начала и развивали его, переставляя «одинокую Лизоньку» к «влюбленному Паше», а «провинившегося Виталика» отправляя на отдельную пустую тумбочку. Сотни их окаменевших подданных не успевали запылиться, ежедневно участвуя в этой тайной мистерии демиургов – точильщика и его верной жены. Причем отец не доверял даже своему сыну (наследнику точильного колеса и промысла) и не пускал его в тайную комнату. А Женя сумел отснять об этом серию фотографий.
Жить вместе с Кашириным, я полагаю, было непросто. Он все время на работе, причем работа эта проходила то в фотостудии за плотными шторами и закрытой дверью, то в кружке с молодыми девушками любого возраста, то вообще в мастерских знакомых художников или на квартирах пьющих друзей. С другой стороны, его супругу все знали по многочисленным фотографиям: от эпической дачной композиции с тяпкой до интимного заплыва в домашней ванне. Когда в перестроечные времена гражданам разрешили «обмениваться рабочим опытом» и ездить заграницу, Женя побывал в Германии, а оттуда симметрично приехал немецкоподданный. Его покорила личность Каширина, его «лаборатория», «фотосессии» и, после целого дня общения, немец никак не хотел отправляться в свою гостиницу. Женя позвонил домой и со вздохом сказал супруге: «Ставь картошку, придется его к нам вести, такой активный попался!». В прихожей, будучи представлен «фрау Каширин», иностранец решил козырнуть манерами и сунулся целовать ручку. Хозяйка ловко увернулась и, стыдясь, воскликнула: «Что он делает, я только что унитаз хлоркой помыла!». Немец действительно оказался активным: застолье показало, что он горазд выпивать и закусывать, ввиду чего Женя дал команду открыть припрятанную банку тушенки. В спешке супруга порезала палец крышкой, а утративший немецкий самоконтроль гость попытался зализать ей рану. Тут открыл рот, прежде занятый едой, их сынишка и просвещенно заметил: «Мама, это же иностранец, у них там СПИД везде!». Как подытожил Женя: «Такой смышленый мальчик оказался, представляете?».
Еще есть знаменитая история, как Каширин позировал для портрета Сергея Есенина. Его просила заслуженная художница и Женя мягко отказывался: «Ну, какой из меня рязанский поэт, непохож совсем». Но та настаивала: кудри-то есть, от них и будем идти! Сначала мыслилось, что Женя будет лежать рядом с Кремлем в центре города и ждать появления стихов, но была поздняя осень и любопытные экскурсанты. Потом решили, что позировать можно в помещении, однако не хватило жизненной правды в виде березы, к стволу которой поэт прижимается в минуты творчества. Потом стало понятно,