«индивидуальной трудовой деятельностью». Специализировался он на товарах для домашних животных и средствах от бытовых насекомых, «А, тараканы приехали!» – встречали его, едва он появлялся с коробками на распродаже. Его ждали. Он продавал дешево и не ленился консультировать, напирая на нюансы. С ним советовались, у него покупали.
Распродажи для сотрудников устраивались там, где зарплату платили – в основном в министерствах и банках. Предприимчивые хозяйственники ставили в вестибюлях столы и взимали с продавцов плату. Если стол был большой, он сдавался как два места.
С кем только Щербинин ни поработал за одним столом! Как-то с бывшим главным геодезистом Советского Союза, тоже бывшего. Тот торговал колготками, «челночными» турецкими кофточками и медом, который ему поставлял родственник с Урала. Однажды соседкой Щербинина оказалась Римма. Она захотела купить у него «блошиный» ошейник для своего бульдога, и Щербинин, как «коллеге», уступил ей по оптовой цене.
С этого дня они стали записываться на распродажи вместе. Это было удобно хотя бы тем, что можно отлучиться не опасаясь за товар. Как-то Римма отвезла Щербинина на своей машине к нему домой и познакомилась с Аленой и Ольгой. Женщины подружились.
В прежней жизни Римма была физиком-теоретиком и работала в академическом институте, где зарплату тоже не платили. Она сменила фотоны на семена и саженцы и открыла в себе коммерческий талант. Года три назад, поменяв тематику, она пробилась на Старый Арбат и стала перетягивать Игорька. Тот упирался:
– И кому я буду впаривать «тараканов», иностранцам?
Тут подключилась дочь, у которой сердце кровью обливалось глядя, как отец мотается в разные концы города, втискивается с тяжелыми коробками в набитый транспорт, вверх-вниз по лестницам переходов – летом в жару, зимой в снег, и она предложила продавать на Арбате ее работы. Близко от дома, еще ближе от ее мастерской. Отец упирался, она зашла с другой стороны, заявив, что он эгоист, думает только о себе и не хочет дочери помочь!
На деле нужды в том не было. Работы ее хорошо уходили с выставок, и отец мог бы вообще не работать. Но она слишком хорошо его знала: помрет с голоду, но жить на чей-то счет, даже дочери – не станет. Как Щербинин ни упирался, бабы таки его дожали.
…Картины Щербинин укладывал в специальный ящик с ячейками, на тележке своей конструкции. Обычно это занимало не больше пяти минут, но сейчас руки не слушались, он тыкался-тыкался рамкой и не мог попасть в ячейку.
– Слушай, – не выдержала Римма, – подержи свое устройство, а я буду засовывать.
Щербинин мотнул головой и снял следующую. В это время подошли двое: мужчина его возраста и второй лет сорока. Ничего особенного в них не было, но в Римме мигом сработала заложенная в нас система опознавания «свой-чужой». Неслучайно в толпе туристов, глазеющих на караул у Букингемского дворца или на Тадж-Махал в Индии, вы без ошибки узнаете соотечественника.