взял у батюшки большую кастрюлю, после чего они отправились в фельдшерский пункт. У дома культуры давно все разошлись, осталась только горка грязной посуды, а сверху гордо возвышалась помятая кастрюля. Священник грустно вздохнул, проходя мимо. И сообщил, что приберется по возвращению. А Славка видел погромы и покрупнее, ему приходилось и не такие завалы разгребать после собственных концертов, проходящих на улице. Полиция и организаторы были сильно недовольны.
Больничка находилась в центре поселка, рядом с красивым зданием администрации. Помещение, выделенное для лечения местных, конечно, не выдерживало никакой критики по сравнению с администрацией. Палат здесь хватало ровно на десятерых, потому тем пяти еще повезло, что лечились они в вольготных условиях. То были, в основном, пожилые, но нашелся и бедолага со сломанной ногой, мигом напомнив Славке его самого. Отец Борис, накинувший белый халат поверх своей черной рясы, прошелся по палатам, ловко накладывая кашу в протянутые больными тарелки. Из него вышел бы неплохой помощник повара. Пеструнов выполнял роль носильщика, и в разговоры батюшки с пациентами особо не вслушивался. А тот после кормежки непременно беседовал с каждым из своих подопечных.
Добрались они до последней палаты, когда в коридоре столкнулись с Любой. Та мыла пол. Подняла глаза на батюшку, одернула серое платьице, поправила платочек на голове. Зацвела, распушилась девчонка, щеки покрылись румянцем. Красивая, непорочная, возвышенная. Голову склонила перед отцом Борисом. Он бережно коснулся ладонью ее лба, что-то прошептал и ушел в палату. Она так и стояла, прикрыв глаза, словно запоминала его присутствие, впитывала… Славке стало неудобно с ней говорить в такой момент, хоть он и хотел воспользоваться случаем. Но пришлось следовать за батюшкой.
Когда они закончили с больными, Любы и след простыл. Отец Борис переговорил с фельдшером, вежливо попрощались.
– Присядем? – указывая на лавочку, предложил Слава, когда они оказались на улице.
Отец Борис был не против, и они устроились на скамейке под березой.
– Можно спросить? – обратился Пеструнов к священнику.
– Разумеется.
– Как вам удается воздерживаться, ну в том плане, что в ваши молодые годы, когда вокруг много женщин… понимаете?
– Понимаю, – усмехнулся отец Борис. – Я дал обет в очень раннем возрасте. Не церкви, а самому себе. Потом понял, что мне мирские развлечения претят, они мне тоже не нужны. И подался в монахи, дав клятву уже перед Богом. А через некоторое время любовь к людям привела меня сюда.
– Это все понятно, но вы же человек, неужели даже мысли не возникает?
– Соблазн всегда где-то рядом. Важно не то, может ли он возникнуть, а то, как я с ним справлюсь. У меня ощущение, что вы заплутали, Слава, – вдруг сказал отец Борис, кивая на футболку Пеструнова. Сейчас было теплее, и он явился к больнице без куртки. – И приехали сюда за ответами. Если так, то я готов помочь.
– Я сам не знаю, зачем приехал, –