мол. Фриц сидит, развалился в кресле, крест на шее, нога на ногу, в глазах страху нет. Вскочил, вскинул руку по-ихнему, уважаю, мол.
Потом немец сказал, что он мастер всякой борьбы и был… цветок, как это… эдельвейс. Говорил, что может стрелять и ножи метать на слух. Завязали фрицу глаза, дали его кинжал со свастикой и завели патефон. Так он попал ножом в самую мембрану!»
Дядя Гриша был дважды ранен и закончил войну в Польше.
Теперь мы сидели под навесом, курили и слушали дождь. Сначала над зеленой изгородью появились длинные прутья удилищ, потом в калитке возник дядя Макар.
– Кому скучаем? – вместо приветствия сказал он. – Десять часов уже, а у нас ни в одном глазу!
– Оно бы не повредило, – ответил дядя Гриша и пошёл в хату.
Скоро он вернулся:
– Там нету, – говорит, – надо в сарайке поглядеть…
Но в и сарае бражки не оказалось.
Однако дядя Гриша не зря был разведчиком.
– Наверное, в погребку мать заначила, – сказал он и принёс из погреба литровую банку холодной бражки.
Мы тут же организовали пикник – порезали огурцы, помидоры, лук и сдобрили салат домашней сметаной.
– Божеский дар, нектар природы, – сказал дядя Макар после первого глотка. – А что, у вас на корабле пить совсем нельзя?
– Нельзя, дядь Макар, но если очень хочется, то можно.
– И в каждом порту жена?
– Это само собой…
– А хайруз в море водится?
– Нет, дядь Макар, хариус в море не живёт.
– Это вы зря. С хайрузом никакая рыба не сравнится, – авторитетно заявил плотник. – Даже талмень. Или, к примеру, чебак.
Нашу рыбацкую дискуссию прервала тётя Фрося. Она появилась неожиданно и начала распекать дядю Гришу:
– И-и-и, старый, последнюю бражку извёл! Вечером люди придут, чем угощать будем?!
Но мой дядька был непробиваем. Он махнул рукой и спокойно ответил:
– Найдётся…
– Не серчай, Фросинья! – взмолился Макарка. – Мы с солдатиком ещё за Маргарет, бл…, Тэтчер не обсудили!
Я и дядя Макар
В далёкой молодости из-за непутёвого Макара моя репутация сильно пострадала. Однажды, тётя Фрося написала мне в письме:
«Андрюша, мы думали, ты матрос дальнего плавания. А ты, оказывается, плотник, как наш Макарка. Мы огорчились всей деревней…»
Макар Тенешев был плотником. Иначе как Макаркой его никто и не называл. С утра Тенешев отмечался на драге и вострил топор. Потом обходил деревню в надежде на сочувствие и кружку мёда.
У Остапа Бендера было четыреста способов сравнительно честного отъёма денег. В изобретательности получить своё Тенешев не уступал великому комбинатору.
Прихрамывая (чёртов гвоздь в пятке!), Макар подошел к нашей избушке. Безвольно повис на пряслах.
– Фросинья, – окликнул он мою тётю, – бог