взял, что государственную тайну такого масштаба доверят третьеразрядным экспериментаторам? Действия которых к тому же, мягко говоря, тоже были не сильно легальны, если не сказать больше – те наверняка вообще проводили опыты на свой страх и риск.
Об этом говорит хотя бы тот факт, что прошло уже минимум шесть дней с тех пор, как случилось непоправимое, а никто так и не заинтересовался их молчанием. Даже тот, для кого составлялись отчёты…
Я пошарил глазами по бланку, который поднял с пола, – какой-то Железный Н.К. Фамилия, кстати, скорее всего, детдомовская, а у меня против них предубеждение. Не верю, что из детдомовца может со временем получиться хотя бы такой человек, как я.
Однако это всё лирика – воспитанники детских домов те же люди и как представителям остального человечества им тоже свойственно любопытство. Поэтому вполне возможно, что какой-то из, образно говоря, скелетов, находящихся в здешнем шкафу, принадлежит товарищу Железному Н.К., а я на него не обратил внимания, потому что он… покрылся, ха-ха, ржавчиной!.. По крайней мере, это имела в виду летучая мышь, которая снова, хи-хи, была со мной!
Когда приступ истерического смеха миновал, я выбросил окурок, решил, что первый блин вполне может оказаться неопознанным камнем, потому как не всё молодцу – даже такому, как я, – мёдом намазано, и мы поднялись. Относительно молодца, как нетрудно догадаться, пробормотала всё та же мышка, как и то, что надо что-то делать, если уж взялся, хе-хе, за гуж.
Пошарив по полу тускло светящимся пятном, в которое превратился луч фонарика, я наткнулся на бурую кляксу, а недалеко от неё ещё на одну. Даже без услужливой подсказки летучей мыши было понятно, что здесь что-то кроется.
Цепочка пятен вывела нас в коридор. Я медленно двигался вдоль неё, пока не натолкнулся на скорченную фигуру Лапши. Его памятник лежал на боку, и в пространство бессмысленно упирались руки с обломанными пальцами. Меня прошиб озноб, когда вспомнил, как они отломались – хрустнули.
Я стоял над ним, пока не смекнул, что кляксообразные пятна не могли быть его кровью. Они уходили дальше и вели к закрытой металлической двери, покрытой налётом ржавчины. Возможно, там и находилось то, что мне хотелось найти – достаточно несложный ответ на по большому счёту простой вопрос.
Я стучал, и эхо ударов гулко бродило по коридорам. Обломанные ногти оставляли кровавые полосы на сером бетоне стены, когда, обессилев, мог лишь царапать неприступную сталь. Летучая мышь обломала крылья, помогая мне. Но всё было бесполезно.
Всхлипывая от бессилия, я сполз на пол и там заснул.
Я очнулся ото сна с неприятным ощущением, что меня причёсывают. Даже моим затуманенным мозгам было ясно, что до ближайшей парикмахерской путь неблизкий. Рывком убрав голову из-под того, что с большой натяжкой можно бы считать расчёской, вскрикнул от боли и открыл глаза.
Мышь не смогла улететь и была сожрана, перемолота безжалостными зубами здоровенной крысы, повстречавшейся мне в начале конца путешествия