его столь разборчивым, но чтобы до такой степени! Это уж точно не от меня. Он даже не посмотрит на женщину, если она не выйдет прямо из ванны. И я подозреваю, что он сначала осмотрит ее с головы до пят, вплоть до состояния кожи между пальцами ног. Это в Субуре-то! Однако он прямо нарасхват. Поэтому местные женщины сделались поразительными чистюлями – как раз с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать. Рано созрел! Я надеялась, что мой муж пользовался местными женщинами в те долгие годы, что он проводил вдали от дома, но он всегда говорил мне, что этого не было, что он ждал меня. Если мне что-то в нем и не нравилось, так именно это. Такой груз вины и ответственности он взвалил на меня! Мой сын никогда не поступит так со своей женой. Я надеюсь, она оценит свою удачу. Сулла. Его вызвали к Сулле. Хотела бы я знать зачем. Хотела бы я…»
Внезапно Аврелия очнулась от своих мыслей, увидев, что Цезарь перегнулся через стол и со смехом щелкает пальцами перед ее лицом.
– Где ты была? – спросил он.
– Здесь – и везде, – ответила Аврелия. Встав, она почувствовала, что замерзла. – Я велю Бургунду принести тебе жаровню, Цезарь. В этой комнате очень холодно.
– Беспокойная натура, – любовно промолвил ей вслед Цезарь.
– Я не хочу, чтобы ты предстал перед Суллой, гнусавя и непрерывно чихая, – отозвалась мать.
Но тем утром он не чихал и не гнусавил. Молодой человек появился в доме Гнея Агенобарба за час до назначенного времени, готовый мерзнуть в атрии, только бы не опоздать. Действительно, управляющий, чрезвычайно угодливый грек с масленым взглядом, сообщил посетителю, что он пришел слишком рано, так не угодно ли ему подождать? Чувствуя, как мурашки бегают по коже, Цезарь кивнул и отвернулся от человека, который скоро станет знаменитым, – весь Рим будет знать Хрисогона.
Но Хрисогон не ушел – ему явно приглянулся красивый юноша, и у Цезаря хватило ума не сделать того, что так хотелось, – вбить зубы этого парня ему в горло. Вдруг его осенило. Он быстро вышел на лоджию, а управляющий слишком не любил холод, чтобы последовать за ним.
В этом доме имелись две лоджии, и та, на которой стоял Цезарь, рисуя на снегу полумесяцы носком своей сандалии на деревянной подошве, выходила не на Римский форум, а на Палатинский утес, в направлении спуска Виктории. Прямо над ним располагалась лоджия другого дома, которая буквально нависала над домом Агенобарба.
Цезарь наморщил лоб, вспоминая былых обитателей этого здания. Марк Ливий Друз, убитый в атрии своего дома десять лет назад. Так вот где все эти дети-сироты обитали под строгим надзором… Кого? Правильно, дочери этого Сервилия Цепиона, который утонул, возвращаясь из своей провинции! Гнеи? Да, Гнеи. И ее ужасной матери Порции Лицинианы! Уйма маленьких Сервилиев Цепионов и Порциев Катонов. Неправильных Порциев Катонов из ветви Салонианов, потомков раба. Теперь из них остался один. Вон он стоит, облокотившись на мраморную балюстраду, болезненно худенький мальчик с длинной шеей, что делало его похожим на