Валье. Его родители, отвязные хиппи, давшие сыну имя индуистского божества, наверное, огорчились, увидев, кем стал их отпрыск. Еще ладно бы полицейским, но «государственным служащим»… Процессуалистом, который проводил все свое время в кабинете, где он работал совершенно один, так что коллеги называли это место карцером. Там он письменно формулировал протоколы допросов, рапорты, служебные записки. Будучи магистром права, он единственный владел языком судей и мог разобраться в административной путанице. Он также заведовал архивом и умел пользоваться системой SALVAC – огромной базой данных, касающихся кровавых преступлений, которую следовало пополнять всякий раз, отвечая на вопросы бесконечной анкеты.
Остальные индуистами не были, но Кришну – своего – обожали, потому что он позволял им проводить гораздо больше времени на месте событий, чем за компьютером.
Внешность Кришны вполне соответствовала его специальности, если только не наоборот. Невысокий и хрупкий, облысевший в неполных тридцать пять, он сделал ставку на очки, чтобы украсить лицо. Процессуалист носил прямоугольную черепаховую оправу престижной марки, что придавало ему сходство с человечком из конструктора лего. Никто ничего не знал о его личной жизни, но при такой физиономии, похоже, она умещалась на самоклеящемся листочке для записей.
Он не участвовал в совещаниях, вообще не вел следствия, никогда не выходил из своего кабинета, но являлся жизненно важным элементом группы. Терпение его не имело границ, особенно по отношению к коллегам, которые, не постучав, распахивали дверь и вместо приветствия упорно бросали ему: «Харе Кришна».
– Итак, – начал Корсо, хлопнув в ладоши, – разобрались с текучкой?
– Я заканчиваю с делом Мартеля, – сказала Барби, – Людо составил последние протоколы по корейской мастерской. Мы все еще ждем экспертизу парковки в Обервилье и притормозили с вызовом свидетелей линчевания в Шато-Руж…
Слово «линчевание» напомнило Корсо о вчерашнем повешенном, а заодно и о своих собственных преступлениях. При мысли о том, что его группу могут вызвать, чтобы подсчитать количество трупов на мостовой в квартале Пабло Пикассо, полицейского пронзил ужас. Но Ламбер, разумеется, не остался бы в стороне. Он сам разберется с девяносто вторым отделением судебной полиции – пусть каждый занимается своим делом.
– Значит, мы можем целиком сосредоточиться на клубе «Сквонк»?
Арни вмешалась, как обычно держа руки в карманах (она никогда не делала записей):
– А в чем суть?
– Я вам вчера говорил: на нас сваливают темное дело в надежде, что мы сможем разобраться.
– Все мы читали протоколы, – сказал Людо. – Борнек и его ребята хорошо поработали.
– Но мы можем лучше, – заверил Корсо.
Одобрительное молчание: гордость – нерв любого сражения.
– Мы вчетвером днем и ночью бросаем все свои силы на расследование, во всяком случае до понедельника. И если мы ничего не найдем, срок дознания завершится,