ударила позади юноши, швырнув, отбросив его вперед словно марионетку. В то время он ощущал, как электрические искры коснулись его конечностей, обожгли спину, но сие он смутно запомнил, утратив всякое сознание, в тот момент, когда его тело приземлялось прямиком в свежий разрез в кроне древа. Все другие молнии, словно то был некий замысел, умышленно ударяли по двум боковым сторонам, чтобы соединить ствол и кору древа в обратное изначальное положение. Так юноша вскоре навек оказался заключённым в вековом древе. Древесина сдавливала его шею и плечи. Очнувшись, он не мог шевелиться, не мог говорить, отчетливо ощущая странное единение с древом. Все жизненные соки древа перетекали в юношу, излечивая его и наделяя бессмертием, будто молния передала ему все чудесные свойства и возможности древа. И на том время будто остановилось. Он более не ощущал то беспечное течение изменений в самом себе. Он, кажется, остался человеком, в то же время кардинально изменился, обрёл божественные дарования, о коих ранее не мог и помыслить. Боли не было, не было и страданий, только безграничный покой, неисчерпаемое непреходящее миролюбие. Он, кажется, разучился говорить, двигаться, но не утратил мышление души, все её чувства, переживания. Но обрёл божественную созерцательность, ощущая себя ребенком ныне родившимся. Вот новый мир, новые ощущения, новая история одной новой жизни.
Подобно грозному гласу в последний раз гремел гром. И всё стихало. Ветра с рёвом и визгом уносились вдаль, в иные доколе мирные просторы. А дождь вовсе мельчал, будто слёзно капая, оплакивал свой скорый уход, ведь облака не стояли на месте, стремительно перемещались.
Вначале творец во тьме прибывал кромешной, словно бездна над ним развернулась. Подобно духу он ощущал себя парящим во тьме, тело своё он вовсе перестал чувствовать. Затем явился восстающий светоч, это круг солнца выплывал из-за горизонта. «Я не ослеп, мне виден свет» – с радостью думал юноша, он видел мир, но движенье глаз не ощущал, словно иным зрением созерцал сей светило. Медленно рассветало. От светила начинали расходиться по небу световые брызги, лучи, отблески. Различались первые цвета. Черный космос начинал разбавляться темно-синими оттенками, кое-где проступали лазурные тона, к ним примешивались морские зелёные краски. В то время как солнце поднималось всё выше, приобретая оранжевый контур, расползающийся во все стороны света, красное зарево обагрило небо, которое смягчали желтые цвета различные по насыщенности и яркости. И не было в том ни одного похожего оттенка, все они словно жили своею уникальной жизнью, имели своё личное эстетическое предназначение. Это первое что увидел юноша после произошедшего ночного события. Рассвет, не только растворил, перекрыл тьму, в которой дотоле ему было находиться спокойно и даже мирно, но столь одиноко, столь бесчувственно, отчего он обрадовался созерцанию света. И вправду видя сие словно впервые, раньше, он будто не замечал красоту