синих из второй четверки, а двум зеленым кинут жребий – никто из них не выиграл в этот день ни в одном заезде. «Какой облом для Нотараса! – подумала Лизи. – На него точно многие ставили, а он теперь Великого приза не получит… Если, конечно, ему сейчас не выпадет жребий и он не обойдет Василя в седьмом… Нет, Василь должен выиграть! Ну же, Василь, давай, я в тебя верю!»
– Ну что, пойдем промнемся? – спросил Григорий. – Или ты опять будешь на акробатов пялиться?
– Ну, я бы поглядела, а что? Тебе разве не нравятся они? Такие прикольные! А ты какой-то прямо неугомонный! Вроде на работе целый день на ногах, так посидел бы вот, отдохнул!
– Ты на работе сидишь сиднем, а вот же, не хочешь гулять. Уж кто как привык… Я долго сидеть не могу! А отдыхать надо лежа. – Григорий встал. – Ладно, я пошел, а ты сиди, раз так. Принести тебе мороженого? Или сок?
– Давай, всего неси! Гранатовый сок и фисташковое мороженое, граммов двести… А после бегов мы с тобой загуляем, я же выиграю! – Она засмеялась. – Ну, иди, иди. – И Лизи, взяв бинокль, навела его на императорскую ложу, хотя с такого расстояния в деталях разглядеть происходящее там все равно было невозможно.
В кофейнях, расположенных под трибунами ипподрома, стоял дикий гвалт. Когда Григорий зашел в одно из этих заведений, ему показалось, что он попал внутрь орущей стаи ворон.
– Откуда он взялся, этот Феотоки, черт бы его побрал?! – вопили проигравшие.
– Богородица ниспослала нам на утешение!1 – ехидничали сделавшие ставку на Василия.
Последних, впрочем, было немного, и в основном это оказались люди случайные: большинство «профессиональных» болельщиков ставили на Нотараса или на Мелетия Ставроса, возницу синих из второй четверки.
– Ведь, правда же, правда это возмутительно? – вдруг бросился к Григорию какой-то краснолицый толстяк. – Скажите, молодой человек!
– Э-э, – протянул ошарашенный Григорий, осторожно пытаясь высвободиться из объятий нежданного собеседника, который обеими руками крепко схватил его за плечи. – Что именно вы считаете возмутительным?
– Ну, как же! – брызгая слюной ему в лицо, крикнул толстяк. – Этот Феотоки! Почему нас не предупредили о его способностях?
– Да кто тебя будет предупреждать, Пончик? – насмешливо отозвался высокий поджарый мужчина лет пятидесяти с массивным носом и длинным подбородком. – Ты что, спятил совсем от горя? Бега на то и бега, чтобы никто не знал будущего призера, иначе какой интерес? Ну, чего ты пристал к юноше? Отпусти его!
Толстяк с плаксивым вздохом выпустил Григория так же внезапно, как схватил. Молодой человек едва не отлетел назад и, облегченно вздохнув, поскорее пробрался к стойке, чтобы купить мороженое и ретироваться. Конечно, работая в «Мега-Никсе», он насмотрелся на всякую публику, но такое количество чрезмерно возбужденных фанатов, собранных в одном месте, его напрягало.