мог спасти, не пустить в сырую землю.
***
Непривычная тишина повисла над деревней. Только через неделю Мирон, возясь в стайке с курами, услышал из избы вскрикнувший, стонущий звук. Звук точно прислушался сам к себе, испугался – и долго потом дрожал, растворяясь, тая в сумерках, угасая в вечернем воздухе.
И снова – вскрик-стон той же клавиши. Несмело, запинаясь и замирая, будто в первый раз, пальчики сыграли что-то коротенькое. Как маленький ребёнок жалобно, безутешно всплакнул и, не дождавшись мамки, утих.
***
В августе пошли дожди. Во дворе стояла та же «газель» под тентом. Бегали мужики в дождевиках, шуршали полиэтиленом, укутывая шоколадное тело пианино. Жиличка высунулась из кабины, окликнула Мирона:
– Пожалуйста… Ухаживайте за могилкой, – сунула в руку трубочку купюр. Хотел вернуть – пальцы отпрянули, будто от ожога, сиротливо спряталась под длинным вязаным рукавом.
Раиса, честь по чести, стребовала с жилички неустойку за то, что съезжала раньше оговорённого времени. Мирон надеялся: хоть теперь взбеленившаяся супруга успокоится. Но дни тащились до воя одинаково: с утра жена вставала угрюмая, цеплялась к какой-нибудь ерунде. Ворчание перетекало в упрёки, упрёки – в причитания, причитания – в слёзы и даже в аккуратное, избранное швыряние не бьющейся посуды.
Истово, болезненно выпытывала у Мирона: как у них с Жиличкой всё было. Обещала, подбоченившись: она, Раиса, в постели тоже способная, и не такие фортели выкинет. Требовала деталей. Не слыша их от Мирона, фантазировала сама – да в таких похабных словах, сопровождаемых срамными телодвижениями… Сама ужасалась себе, рыдала, проклинала. Она ревновала Мирона тяжело, грубо, грязно, по-мужски.
– Ничего же не было! – в отчаянии отбивался Мирон. Голос звучал тонко и фальшиво, как у нашкодившего пацанёнка. В очередной раз Раиса, обозвав мужа импотентом, со всей силы брякнула перед ним чашку с жиденькой кашкой. Тёплая овсяная капля повисла на мироновом носу.
Он утёрся, подумал. Встал и полез на полати за старым, ещё фанерным чемоданом. Раиса молча смотрела, как он бросает в чемодан бельишко, запасной свитер, мыльно-рыльные принадлежности. Выгреб из верхнего ящика комода несколько сторублёвок и одну пятисотенную.
– Ехай! Ехай к своей, думаешь, не знаю?! Снюхались, сговорились! Да тритесь, долбитесь вы досыта: хоть вверх ногами, хоть до дыр! – выкрикнула Раиса вслед. Рухнула где стояла и завыла как по покойнику, в утеху соседкам.
***
В трёхкомнатной квартире сына Мирон только и делал, что ходил в носках на цыпочках за всеми и всюду тушил свет. Эти молодые совсем не берегут электричество! В каждой комнате по три-четыре настенных и напольных светильника, не считая весёлой иллюминации под потолком. И лампочки всё мощные, на 150 ватт. Глаза после избяной полутьмы с непривычки резало.
– Папа, вы зачем выключили бра в ванной? Я там за вечер