дверь не закрывалась. На пороге возникали душистые женщины и бородатые мужчины. Из прихожей слышалось пенное шипение шампанского и деликатное бульканье водки. Восклицания, объятия, поздравления, рукопожатия. И все находили сходство Мирона с актёром Любшиным.
Пианино дымилось, играя без устали: от знакомых Мирону (в клубе ребятишки баловались) канкана и собачьего вальса – до каких-то сложных, в четыре руки, наигрышей. Под них по очереди завывали бородатые мужчины и заливались соловьихами надушенные женщины.
Кажется, потом была мигалка во дворе, полиция, соседи…
Утром Мирон открыл глаза от того, что мёрзла спина, от спазмов и бурчания в животе. Желудок бунтовал после вчерашней оргии и требовал тёплой, обволакивающей, свежесваренной кашки. Комната вокруг, что называется, была верх дном.
Не было рядом большой и горячей, как печь, Раисы. Вместо неё спала женщина. Худая шея мучительно вытянута и рот открыт, как у птицы. Желтоватая кожа, морщины. На вид все пятьдесят. Обычная, слабая на мужиков баба, как все.
Мирон осторожно вытянул руку из-под чужих жёстких, как парик, волос. Скосил глаз на часы. Полвосьмого. До автобуса минут сорок, успеет.
В автобусе ехало много сельчан, расспрашивали, как сын, внуки. Орало авторадио. И вдруг заткнулось, и поплыла мелодия: сладкая, томная, наивно-бесстыдная и завораживающая. Шум в автобусе умолк.
Это был «Маленький цветок»: ни в чём не виновный, проклятый, не подозревающий, что навсегда отравлен, пропитан благоуханием сладковатой смерти и горелого человеческого мяса.
Мирон, конечно, этого не знал. Но вдруг взял чемодан и стал пробиваться к дверям.
– Высади, – велел он шофёру. – Тут, на развилке.
Шофёр хотел сказать, что нечего тут командовать, остановок по требованию не полагается. Но посмотрел на лицо Мирона – и притормозил.
***
Мирон учится варить слизистые каши и откидывать домашний творог. А также гладить рубашки и завязывать галстук в концерт. Когда пианистка играет, он холодеет и сам себе не верит, что сегодня ночью будет снова ею обладать. Тихонько горделиво оглядывается на зрителей – и понимает, что никто бы ему тоже не поверил.
Летом она попросила его проведать могилу собаки. Просто свинством с его стороны было не зайти к Раисе. Без хозяина тут забор завалился, там у стайки крыша прохудилась. Поневоле пришлось на месяц задержаться в селе. С тех пор так и живёт на два дома: месяц тут – месяц там. И никому не обидно.
…Такой чудный сон снится Мирону, привалившемуся к большой, горячей как печь, Раисы.
***
Жиличка приезжала летом на собачью могилу. Идя мимо Мироновой избы, замедлила шаг. Раиса пряталась за шторой.
– Твоя, – с непонятным удовлетворением сообщила она мужу. Это был единственный раз, когда она упомянула жиличку после того сумасбродного побега в город. С той поры как отрезало, вот как бочку пробкой заткнуло.
Мутное дело
Свадьба: