задник.
Глядим мы радостно в окно
На наш помолодевший садик.
И вот готова декора-
Ция до самого утра.
В лицо метельный взрыв хлопуш-
Ки, музыка играет туш.
Стоп, стоп!
У нас не буффона-
Да, вязь реальности и сна.
А мы пока в окно глядим
И улыбаемся, и шутим.
Все это будет впереди,
Все это еще только будет!
Предзимье – тонкая игра,
Когда живут томленьем нервы,
Как ждет завзятый театрал
Давно обещанной премьеры.
Прозрачна пьеса и легка.
В ней нет ни примадонн, ни автора.
И если верить облакам,
Премьера будет послезавтра
Татарник
Анне
Там, где кончается забор
И начинается кустарник,
Стоит жиган и честный вор,
Владыка пустырей, татарник.
Жилет зеленый, ирокез,
В обтяжку латаные джинсы,
Фиксатый рот, во взгляде бес,
Как говорят, поди подвинься.
За ним стеной у самых ног
Настороженною ватагой —
Лопух, крапива, василек,
Пираты грядок и бродяги.
А за забором в двух шагах,
Во влажной духоте теплицы
Растут с улыбкой на устах
Жеманницы и озорницы.
Цветы не ведают забот,
Зимы и северного ветра.
Они уверены: вот-вот
Садовник их придет проведать.
Воды живительной глоток
Направит в клапаны и фильтры
И кислород подаст в чертог
Через систему трубок хитрых.
Устав от трюма корабля,
Они зевают от Америк,
Им грезится Лазурный берег
И Елисейские поля.
Прилизан каждый лепесток
И одуряющ пряный запах…
Вдруг показалось: это – Запад,
А где татарник – там Восток,
Восток с дикарской простотой,
Наложниц визгом, бурей пыльной,
С бескрайностью и теснотой
И горечью степной ковыли.
Татарник же – бунтарь, изгой —
Стоит уверенно, степенно,
Как хан Чингиз, готовый в бой
Послать послушные тумены.
Цветы, татарник и забор —
Мне кажется, что это символ
Того, как бесконечный спор
Ведет сама с собой Россия.
Старуха
Р. А. Брандт – с любовью.
На парковой скамье сидит старуха.
Она сидит так каждый божий день.
Не замечая, слякоть или сухо,
Как будто у нее нет больше дел.
Она сидит, прямая, как напильник.
На голове чудовищный берет.
На ботиках ухоженных ни пыли,
Ни пятнышка за уйму долгих лет.
А пальцы у нее как корни сныти.
Писать, такими? Шить? Избави бог.
Такими можно только, извините,
Толочь