Я ему написал: «Это я был».
А он и дезертиром-то не был бы. Получил телеграмму – жена умерла, и он тут же ночью уехал. Приезжаю, смотрю в окно, летом дело было. Смотрю – гроб, он над гробом. Я зашел, он повернулся, видит, что это я.
– Ну, что, товарищ лейтенант, судить будут?
Я говорю:
– Подожди ты. Давай похороним, потом…
Пришлось могилу рыть. Детей нет, родственников нет. Приехал, рапорт стал писать, говорю: то-то случилось.
– Ладно, все равно через две недели на фронт. Пусть едет.
– Чего ты так задержался?
– Хоронили жену-то. Куда ее девать? Некому…
Я говорю:
– Зашел бы, нашел бы меня.
– Какое отношение было к политрукам?
– К политрукам у нас нормальное отношение было. Все зависит от него. Они же у нас только в первой половине войны были, потом уж их не стало. Вот под Москвой у нас был толстяк политрук. Татарин из пехоты. Он предпочитал ходить пешком, чем на коне, потому что был из пехоты взят-то. Идет и песенки поет, на русском языке… У нас только неприятность была, вызывал меня замполит. Я одному сержанту грозил, что я его застрелю. Достал пистолет, в чем моя вина-то была. И тут же вышли на отдых. Сержант доложил командиру. Он меня вызвал:
– Слушай! Если уж достал, так стреляй! Жалобы не было бы.
– А что, жаловался?
– Жаловался! – говорит. Я ему говорю, что без причины не может быть. – А что они сделали?
Я говорю:
– Он и с ним два солдата… Мы ушли метров 500 вперед, а они в окопе лежат.
– Ты доставал пистолет?
– Доставал.
– Ладно, иди. Ничего не было.
Он говорит:
– Это хорошо – я понимаю тебя. Ты уже давно воюешь. А так что? Оружием угрожал. Сержанту.
А так… Мы все равно с ним нормально… нормальные взаимоотношения были.
– Как относились к особистам? К штрафным частям?
– СМЕРШ у нас был. Разные были, разные… Вот меня, например, сопровождал… Каждый эшелон сопровождает представитель СМЕРШа. Он только следит, нет ли шпионов, не подсели ли. А там что было… Просят какие-нибудь дамочки: «Посадите, подвезите». Некоторые не выдерживали, подсаживали. Они это засекали: «Почему?» А так все зависит от человека. Ну, не было у нас инцидентов между собой, между командирами взводов, между командирами эскадронов. Все было нормально.
Только я нормально не отпросился на увольнение из армии. Сколько я ни просился. Пять лет просился. Потом уж отслужил 10 лет, думаю: «Куда деваться? Потеряны 10 лет». То ли я плохой был? Я же ни одного воинского звания вовремя не получил. У меня были все дела да случаи. Или кулаческое происхождение мое, или невоспитанный я был. Я-то считал, что из-за кулака.
– Как относились к мародерству на фронте? Наказывали?
– Мародерство… Там иногда за мародерство-то не всегда считали. Человек три дня голодный, поймал курицу. Другие махнут, и все. А так, чтобы что-то отбирали, ничего не было. Потом, солдат во время боя – ему ничего не нужно. Возьму я, допустим, костюм какой-нибудь хозяйский,