не так благополучно. Потом мы его все-таки спросили про потери, про гибель товарищей. Толя ответил, что хорошо подготовленные гибнут редко, хотя и такое, конечно, случается.
Мне подумалось, что лично я – совсем не подготовленный и, наверное, очень быстро погиб бы, и Костик тоже, и Андрюха… Все мы ни фига не подготовленные.
Объект нужно было взрывать на рассвете. Я в этом деле непосредственно не участвовал. Нас с Костей поставили в сторонке, сказали, куда смотреть, если появится противник, тихо сообщить по рации и скрытно отойти. К счастью, противник не появился, а там, куда ушли ребята, вскоре бабахнуло, взлетели ракеты, основная группа вернулась, и мы дали деру. На этот раз нужно было двигаться быстро, а двухчасовой сон в холодном шалаше мои силы никак не восстановил.
Бежать было тяжело. Мощным усилием воли я включил двигательную функцию, но ноги едва переставлялись, были натерты-перенатерты и уже через несколько метров должны были совершенно отказать. Было очень странно, что другие топают себе с сосредоточенными лицами, совсем без жалостливых и болезненных выражений, никто не просит привал, даже Костик… Выходит, я один такой дохлый, малодушный и невыносливый?! Так одиноко от этого чувства, так жалко себя, что мало-помалу начинаешь замедляться, отстаешь сначала на шаг, потом на три метра… Потом я вспомнил, как тантрические йоги учат переносить внимание на ту часть тела, которой не плохо, а хорошо. Начал соображать, какой части моего тела хорошо. Сначала попробовал на области гениталий сосредоточить внимание, но там слегка чесалось, – все-таки шли вторые сутки в лесу, – а еще нога у самого основания, с внутренней стороны натерлась, я даже понять не мог обо что. Потом попробовал на глазах сосредоточиться, или на центре лба, где какая-то умная чакра, но глаза заливал противный липкий пот, и они слезились еще со вчерашнего обеда, а лоб был больно укушен каким-то зловредным насекомым, так что лоб тоже не подходил, и внимание, вопреки моим усилиям, сосредотачивалось только на свинцовой тяжести в ногах, которая с каждым шагом все увеличивалась. Тогда я начал про себя петь и даже бубнил слова вслух, вернее, губами немного шевелил на выдохе. Один короткий и очень матерный куплет из детской песенки помог отогнать малодушие и заставил меня бежать вопреки объективной невозможности. Постепенно я попал в темп отделения и двигался в аллюре, похожем на бег, исключительно на честном слове: ноги сами переставлялись неизвестно на каком уже топливе. Мне казалось, что я неплохо справляюсь и могу еще двигаться, но со стороны, наверное, все выглядело иначе. Минут через сорок у меня забрали рюкзак, ружье, потом хотели взять под руки, но Толя объявил, что мы оторвались от погони и можно перейти на шаг. Забрезжила надежда, что это всё, игра закончилась и можно отдохнуть, но командир получил по рации еще одну, дополнительную задачу: освободить заложника в том самом недостроенном, или недоразрушенном поселке. Как добрались туда, вообще не помню, нас с Костей оставили