последней высокой горы. Что бы было, если бы не подвижность снежных масс, и застряли под толщей ледяного пласта? Машина ехала сама, давая возможность «человеку» приложить свою руку лишь в экстренных ситуациях, если того требовал борткомпьютер. Пещера тёмная, влажная, испещрена сотнями маленьких нор, проткнутые в стене, словно большими копьями, в отличии от потолка. Обледеневшая поверхность, укутанная в сине-зелёный мех из инея, всегда отзывалась на сквозное подземное дыхание. Света недостаточно, чтобы охватить всю площадь природного тоннеля. Лишь маленький машинный глаз скользил по поверхности, но только для того, чтобы дать возможность членам экипажа оценить масштабы места, оказавшиеся в нём не по своей вине. А чистый лёд только то и делал, что бросался зайчиками, во все стороны.
Тоннели не слишком замысловаты. Не трудно догадаться, что вырыты гигантскими жидкими червями, на протяжении сотен лет, когда снежные массы были более подвижны. Талые воды не могли просто расплыться по поверхности, медленно замерзая. Они искали самый кратчайший путь к Мировому океану, прорезая дыры во льдах, на каждом участке белой скалы. Сотни ручейков, сбиваясь в бурную реку, стремились первыми достичь дна, поверхности почвы, чтобы превратиться в смазку гигантского ледника.
Машина шла медленно, периодически зарываясь в рыхлую подстилку. Колеса леденели, хрустели искусственными суставами, избавляясь от настырных оков – как змеи, снимали ледяные кожухи, и продолжали карабкаться, проваливаясь в рыхлый снег. Помогала природная способность воды, вымывающая на своём пути тоннели, спускающиеся вниз. Но и как любитель сюрпризов много оставляла скользких, крутых подъёмов, сужающиеся на самой верхней точке, или резких обрывов. Машина – не вода, и не может спрыгнуть с обрыва, расплёскиваясь на тысячи брызг. В таких случаях марсоход, как жук, поворачивал на месте, меняя положение кабины, и снова, с завидным упорством волочился назад, подыскивая новые пустоты.
Эва сидела, прилипнув к седлу, поймав бесперебойный поток тепла, исходившее от него, боясь пошевелиться. Хоть это и вызывало обратную реакцию, но, как человеку, грело душу. Холодок в груди присутствовал, назойливо возвращая к воспоминаниям новых и страшных недавних событий. То существо явно не хотело убивать. Ей бы ничего не было, прикоснувшись он к руке, а Рик бы уже никогда не очнулся – превратился бы в глыбу, пролежавшая тысячу лет во льдах. В том холодном взгляде видела лишь белую смерть…
В кабине – двенадцать, но за бортом температура всегда изменчива. Едва ли отогретое тело, так и норовило снова впасть в ещё одну спячку, чтобы не видеть ничего вокруг себя. Эта странная особенность превратилась в рутину. Руки – в карманах, а половина лица осталась под согревающим воротником, процеживающий каждое слово и болезненный хрип. Жуткая чесотка на шее, руках, и новая корочка, вместе с венозной сетью разошлись с ещё большей наглостью. Лицо её, надевшее усталую маску, исхудало, но в сине-красно-оранжевых отблесках живыми всегда сверкали тёмные глаза, не понимающие, куда их занесло.
Рик