продолжила язвительно, повернувшись. – Предлагаю игру: пока ты рулишь своим марсоходом, каждый по очереди рассказывает коротенькую часть своей никчёмной жизни. Я первой задаю вопрос…
– Мне не нравятся такие игрушки, – грубо ответил Рик, отвернувшись.
Она лишь кинула вопросительный взгляд, с лёгкой, хитроумной улыбкой.
– Не знаешь, к чему приведут? Ты не забывай, что я идеальный мозгоправ. От меня ничего не утаишь…
– Ладно, задавай уже! – не выдержал, предчувствуя самохвальные изречения.
– За сколько тебя купили?
– ЧТО? – посмотрел, как на привидение.
– Тебя купили на распродаже, – я знаю. Твои глаза – они не изменились, с тех пор. Из-за них тебя выбрала молодая леди. Они были выразительны, как и сейчас, но холодные и чёрствые. Ей было жалко. Но её сожителю было всё равно, – он думал о другом…
Он вырубил марсоход, одним резким движением так, что он встал, как вкопанный, понемногу проваливаясь в рыхлый снег. В его голове, на мгновение, всё погрузилось в мрак: в глазах потускнело; дыхание затруднилось; щёки загорелись от стыда; руки потянулись в карманы, не зная, куда себя деть.
Эва запустила машину, по новой, – продолжила выполнение движения автопилота по заданной ранее траектории. Чтобы машина тащилась далее.
– Меня купили по сносной цене, в те времена, – начал не глядя, процеживая слова сквозь толстый воротник. – Старухе был не нужен, а моё место для игр всегда было под столом. Дед меня ненавидел и постоянно пинал. Но когда клал ногу на ногу, то его дырявый носок мне как раз маячил перед носом. Он заставлял меня его нюхать…
– А старуха?
– Ей было всё равно. Она знала про его издевательства, но просто ходила и ворчала на него. На шее у меня висел датчик слежения… Такой, детский, в виде пуговицы, а она… Она его пришила к ошейнику и заставляла носить каждый день. И даже ночью.
– Извращенцы… – прошипела, с ненавистью.
– И так было почти два года, пока не напились, до одури и не подохли перед моими глазами. Я хорошо помню тот момент: их лежащие тела на полу, глаза на выкате, а я… Я сидел под столом, напротив, как меня и приучили за два года, и продолжал складывать картинки…
– А вторые?
– Вторые? Она была другой, настоящей, – ей показалось, что натянул улыбку на лицо, вспомнив хоть один приятный эпизод. – Служба Перепродажи детей позаботилась, чтобы попал в хорошие руки. Я не помню её имени, но хорошо запомнил лицо. Мне было без малого шесть, и таскала на руках, как куклу, новую вещь, – хмыкнул. – Помню даже, тот, второй, что с ней жил, вечно бормотал, что ночь целую не спала, увидев на мою голографическую копию. Они жили не очень богато и сумма, потраченная на меня, вогнала их в крупные долги.
– А лицо?
– Лицо её было светло-розовое, а глаза – светло-голубые, как наше «небо», – большие, но замученные. А волосы носила длинные, прямые, переливающиеся на солнце. Никогда их не связывала…
Марсоход, еле протиснувшись в узкую горловину