побоев смежается боль.
Кучкой скучились Землю хапнУвшие,
Что в пожаре любом – господа.
Но, глазища слезищей замучив,
Вверх и вниз заглянём на года.
Ночь ясна. Голубеется шарик.
В синеве притаилася мгла.
Пусть невольницы песней и шалью
Укрывалась веками Земля,
Мы раскрытую правду сражений
Шалью сказки надёжно оденем.
Рок-музыка
В движении пластинка – как планета.
С небес её, железных и не грозных,
Исходит пасмурный, больной и снежный сон,
А в мокрых облаках кипят моторы,
Своим гуденьем голову сжимая.
На той планете – улей, он уютен:
Гитары электронные, как пчёлы,
Жужжат и обходительно, и мягко —
У нас, у нас весь этот жёлтый свет – живой,
А дверь тонка, и песни там уж нету,
А дымный дождь и муторное небо.
Я утомился песней почему-то.
Не в песне чудо: ведь она —
Лишь чудище безвредное, в печали желтоглазой
От грусти опустило серый хвост.
Тоскуем, брат, тоскуем мы по веку,
Где солнце в чистоте своей всеобщей
В счастливом небе радостно раскроет
Падение свободного дождя.
«Мы Вечность чтим, её не зная сути…»
Мы Вечность чтим, её не зная сути,
И оттого не понимаем мира —
Себя, в себе, вокруг иль меж собой:
Порочна бренность, сила преходящих —
Поток живой живых бесстыдно уязвляет.
Им ненавистна служба смертной власти,
И влюблены они в цветы Земли,
Подвластные Земле, Луне и Солнцу,
Подсудные Единому, Кто Есть.
А бренный человек – живой, но бренный —
Не человек для вечности живой,
Нет лада меж живыми и живыми,
Когда нет лада в долготе и сроке.
Поймёт ли море силу капли каждой,
Поймёт ли солнце общность света в мире,
Поймёт ли Вечность общий рок мгновений,
Поймёт ли человека род людской!?
Созиданья смелый рой
Цвета – не зренье. Не шуршите, шоры.
Сомненье – созиданья смелый рой.
Позор от славы, славу от позора
И жизнь от смерти чистит взор крутой.
Окрепло болью Будущего жало,
Боль – выше чина, и в рожденье – боль.
И славы воспалённая опала
Взметает созиданья смелый рой.
Лучи Сашиной клятвы
Сердце Саши летело в ерик,
В злобе слёз Божий Свет погас,
Медуницы латунь померкла,
Как от плети, от зимних глаз.
Солнце скалилось озверенно,
Билось в горле бешеной пеной.
Ты ж оскалился на…Алтарь?…
Кто ж теперь тебе государь!?
Но в безбожных корчах поверил
В крепость солнечного луча.
И отринутый Храм измерил
Звоном каверзной клятвы час.
К века медной большой подошве
Всем