научных исследований и после окончания университета продолжил свои занятия в семинаре Петрушевского, где изучал аграрный строй Англии после нормандского завоевания. В это время им были выполнены работы «Структура английского поместья XIII в.», «Вилланские повинности на землях Рамзейского аббатства в XIII в.» и «Повинности свободных держателей на землях Рамзейского аббатства»[114]. Одновременно Устюгов продолжал исследования по русской истории, которой занимался в кружке Бахрушина[115]. Участники кружка выступали с докладами на темы своих исследований, слушали выступления выдающихся историков и обсуждали важнейшие новинки исторической литературы[116]. Занимаясь в кружке Бахрушина, Устюгов изучал увольнение крестьян в вольные хлебопашцы по документам, хранившимся в фонде Московского губернского предводителя дворянства в Историческом архиве Московского губернского архивного бюро.
В это время он выполнил работу, посвященную законодательству о вольных хлебопашцах в первой половине XIX в.[117] В 1926 г. Устюгов попытался поступить в аспирантуру РАНИОН, куда его рекомендовали Бахрушин, Яковлев, Петрушевский и Пичета, но принят не был[118]. В 1927 г. он повторил попытку поступления и получил новые рекомендации от Петрушевского и Бахрушина. В качестве вступительной работы им было представлено исследование об увольнении крестьян в вольные хлебопашцы по духовным завещаниям, но приемная комиссия отклонила его кандидатуру под формальным предлогом недостаточности общественной работы. Пытаясь оспорить решение комиссии, Устюгов указывал на то, что занимается общественной работой на службе и является председателем жилищного товарищества в том доме, где живет, но его возражения приняты не были, и в поступлении ему было отказано[119].
Но он продолжил свои исследования о вольных хлебопашцах и вел их несмотря на то, что большую часть его времени отнимали занятия библиотечным делом. В 1928 г. Устюгов оставил заведование библиотекой Института советского строительства и стал научным руководителем русской части сектора комплектования Библиотеки Комакадемии. Тем не менее исследование продвигалось, и в феврале 1930 г. он сообщал своей однокурснице Т. А. Осоргиной-Бакуниной, что его работа над вопросами увольнения в вольные хлебопашцы близится к концу[120].
В мае 1930 г., рассказывая ей о работе над данной темой, он писал: «Материал сейчас передо мной живет. Я чувствую этот трепет живой жизни, которая встает с почти полуистлевших страниц сухих канцелярских дел. Борьба страстей, стон ‹…› бессилие разобраться в той канцелярской паутине, которой был опутан сам процесс увольнения ‹…› и т. д. ‹…› Что из этого получится – не знаю. Увидит ли работа свет, тоже мне неизвестно. Во всяком случае, я работаю сейчас только для себя ‹…› а что будет дальше с моей работой, покажет будущее. Никаких утилитарных целей я ей не ставлю. Если же она будет кому-нибудь полезна, я только порадуюсь. ‹…› Нынешнюю зиму я ведь ничем