такой, чтобы спорить с многовековой культурной основой Востока? Нет, Никита всё понимает, просто делает это специально. Неужели ты так низко обо мне думаешь, что готов лишить меня завтрака, пускай я и опоздаю? Пища столь же необходима для здоровья, сколь необходимо приличное обращение человеку образованному. – мысль не моя, значит можно этому верить.
А Он, ты забыл? Ведь даже Ему перед смертью поднесли уксус, чтобы облегчить мучения. Чем же ты хуже древних иудеев?
Но всё это я мог говорить лишь в закрытую дверь. И Никита обрёк меня на полный рабочий день одним поворотом ключа. Иуда. Вот из-за таких поступков начинаются столетние войны и разделы территорий. Он просто боялся, что выпью специально чего-нибудь такого, и меня уволят за нарушение устава. Ничего, ничего…
Мои глаза плавали в мешках, поэтому на людей вокруг меня в вагоне я даже не смотрел, чтоб не стошнило. Когда я вышел из метро, то в переходе мне встретился цыганский паренёк. Он посмотрел на меня и покачал картонкой с буквами. Я посмотрел на него и улыбнулся. Он не улыбнулся, только расплакался и сказал:
– Дай мне рублей.
Я сказал ему: нет. И уже не улыбался. Тогда он продолжил плакать. Нельзя же быть таким сентиментальным – подумал я – и даже как-то рассердился на паренька.
Ты позоришь стереотипы своего кочевого народа, – сказал я и пошел дальше. А когда уже перешел дорогу, то с другой стороны улицы я увидел, как ему не дали кушать беляша и чая за то, что упустил меня и мое подаяние.
И почему-то я почувствовал себя мерзко. Ещё и какой-то полицейский посмотрел на меня так, будто ему было тоже мерзко, а потом и светофор, глядя на нас с полицейским, понял наше состояние и сделался мерзким сам себе за компанию с нами, аж позеленел. Я перешел ещё одну зебру и пошел вдоль дороги. Ходи на работу и смотри на все эти вещи, думал я, вот смотри и страдай, только так ты поймешь, как прекрасен мир. Странная мысль. Ну да ладно.
Подойдя к магазину, я увидел помятую девушку в очках и мужчину с татуировкой. Они о чём-то мило кричали на трамвайной остановке, при этом девушка пританцовывала от радости, а мужчина блевал. Не знаю от чего, я не разглядел. Затем он сказал ей несколько учтивостей, и в конце концов они подрались. Но чем всё закончилось не знаю, мне стало скучно на это смотреть, и я зашел в магазин. Считаю, что это действительно скучно.
Ровно в 9:00, по московскому времени, я оказался между стеллажей и переставлял книги.
Ровно в 9:17 меня взбесил директор. Когда я приступил к самоотречению и выкладке книг, она подозвала меня к себе и начала мне говорить так: ну, скажи, пожалуйста, что ты делаешь?
– В смысле что? Я ничего не делаю, – отвечал я.
– Ты должен быть возле кассы, потому что в любой момент может войти клиент, а тебя не будет на месте, это неправильно.
Неправильно думать, что выше лба уши не растут, потому что ослы каждый день доказывают противное, и вы стремительно приближаетесь к их числу, – хотел сказать я, но поперхнувшись увольнением, ответил лишь: а я не стою возле кассы потому, что