меня от всякого рода неприятностей, связанных с моим разгильдяйством, – видимо, молитвами бабушки Марии Ивановны.
Все тайное когда-то становится явным
Рижанки встречают нацистов цветами, июнь 1941 г
Мне приходилось копить увольнения для посещения установочных лекций и сдачи экзаменов во время сессий. Ходил на занятия и экзамены в центральное здание университета в парадной военной форме, чем приводил в восторг сокурсниц и сильно раздражал преподавателей.
Тогда я не понимал причин плохо скрываемого раздражения моим внешним видом некоторых университетских преподавателей преклонного возраста. Вроде бы и брюки хорошо выглажены, и ботинки начищены, и яркий значок «Отличник боевой и политической подготовки» на груди сияет. Даже фуражку я в университете уважительно снимал и ходил по коридорам и аудиториям, держа ее в руках. Была в этой недоброжелательности университетских преподавателей какая-то тайна. Как оказалось позже, это была тайна беззакония.
Уже в наше время случайно наткнулся на опубликованную в интернете докладную записку, составленную высокопоставленным сотрудником латвийского КГБ, курировавшим высшие учебные заведения республики после войны. Оказалось, что пара сотен преподавателей латвийской высшей школы добровольно сотрудничала с немцами в период оккупации. С руководящих постов и от преподавания на общественных кафедрах их после войны коммунисты отстранили, а вот преподавать на всех других кафедрах оставили.
Хотя со дня разгрома фашистской Германии прошло на момент моего поступления в университет уже четверть века, думаю, что бывшим коллаборационистам было не очень приятно видеть молодого сержанта Советской армии, радостно разгуливавшего в парадной форме по коридорам и аудиториям, в которых они с любовью развешивали портреты вождей Третьего рейха. Хотя развешиванием портретов дело не могло ограничиваться. Немцы уничтожили в годы войны несколько тысяч студентов, профессоров, выпускников латвийских вузов – в основном латышей. Они планировали ассимилировать латышский этнос и поэтому тотально уничтожали его интеллигенцию, поддерживаюшую национальное самосознание. Те, кто остался при немцах преподавать в высшей школе, должны были что-то отдать взамен сохранения жизни и известного уровня материального потребления.
Обычно в жертву немецким спецслужбам отдавали своих коллег коммунистов или демократов. Ведь это только кто-то из своих мог настучать в 1944 г. в гестапо на членов «белого» Латвийского центрального совета: профессора Константина Чаксте, политика Бруно Калныньша, дипломата Людвига Сэю, католического епископа Езупа Ранцанса и двух сотен других знаковых фигур латышской интеллигенции. Всех их отправили в концлагерь, большинство потом расстреляли.
Кстати, во время моей учебы в аlma mater не было традиции поминать погибших во время немецкой оккупации преподавателей и студентов. Тогда мне казалось,