любовно перебирала в голове, как олимпийский чемпион золотые медали, а еще снабжала деталями, не имевшими ничего общего с реальностью. Позже, лежа в постели, она вспоминала ночь, чуть больше двух лет назад, когда Янош единственный раз остался у нее. Переутомленный после рабочего дня, уснул прямо сидя на диване. Она осторожно сдвинула его красивую голову на подушку и просидела до утра, рассматривая классические черты лица, черные как деготь пряди идеально постриженных волос, атлетически сложенную фигуру. Вдыхала знакомый до мельчайших оттенков запах мужского тела и мечтала, мечтала, мечтала…
Из прихожей пробивалась еле заметная полоска приглушенного света. Лем работал. Сон не шел, и даже привычные размышления о Яне, ранее способные при любых раскладах вернуть ее в приподнятое расположение духа, не могли отогнать другие – настойчивые, тревожные, изматывавшие. В мыслях девушки наравне с Яном уже давно царил и другой персонаж – маленький, голубоглазый, улыбчивый. С тех пор как Эля, едва живая, выбралась из горящей машины, прижимая его к груди, жизнь разлетелась на мелкие осколки, которые затем срослись в другом порядке в нечто, уже с трудом напоминающее прежнее. А сердце, которое всегда казалось переполненным только одним человеком, расширилось и впустило крохотное горько плачущее чудо. Чудо, даже не подозревая о том, оплакивало своих погибших родителей, а прибывшие на место аварии медики долго не могли вырвать из рук потерявшей сознание девушки рыдавший зеленый сверток.
Сегодня она намеренно осталась спать в детской и теперь слушала, как тихо дышит в темноте ребенок, лишь это слегка успокаивало и ободряло. Она знала, что происходит нечто странное, и пожалуй, могла бы обрадоваться каплям мистики, разбрызгавшимся по ее обыкновенной жизни, если бы это не касалось златовласого сокровища, которое давно стало для нее самым дорогим на свете.
Компьютер Лем выключил под утро, и приблизительно в это же время Эля смогла закрыть измученные бессонницей глаза, которые, как показалось, сразу же открылись, и лишь через пару секунд Эля поняла, что проспала несколько часов. А разбудили ее не изменившееся дыхание Эмиля и не клацанье посуды за стеной, а мокрые ресницы и послевкусие пережитого страха. Она никогда не помнила своих кошмаров, но точно знала, если они приходили за ней.
Часов в комнате не было, и серость утра не давала не единого ориентира во времени. Одевшись и заглянув на кухню, Эля обнаружила бодрого Лема, тихо набивавшего рот едой под рэп из наушников. Она спокойно вынула у него из руки хлеб с маслом, обильно посыпанный сахаром, положила его на стол и принялась готовить душистую пшенную кашу с персиками и корицей.
– После трудовой ночи нужно восполнить резервы организма чем-нибудь сладким, – продолжая жевать, изрек Лем. – Мои извилины попахали сегодня на славу.
Что правда, то правда, его гениальные мозги все время требовали подпитки. «Золотая голова, – частенько говорил Митрофанов-старший – отец Лема. Но в моменты ссор с единственным сыном непременно добавлял: – Только дураку досталась».
– В холодильнике есть тирамису, а сахар