шикарная спина, которая только могла быть у мужчины моего возраста и роста. В целом картину лица, оставшегося все же моим, портила только густая трехдневная щетина. Я снял ночной колпак, копна вьющихся, темных волос упала мне на плечи. Я расхохотался:
– Да, за это стоило заплатить, ай да профессура, вот так сценарий слепили, я прямо мачо…– я повернулся от странного кашля. Анисим смотрел на меня во все глаза, очевидно поперхнувшись от обилия незнакомых слов.
– Не тушуйся, старина, это я, твой прежний Данила, надо бы умыться, да побриться, а то уж больно я зарос.
– Дык…это…траур у вас, батенька. – Я обомлел:
– Какой траур?
– Дык…это…вы с чего усугублять то начали – трех дён не прошло, как скончалась кобыла ваша пегая, вы расстроились, стали погреб опустошать, а давеча велели её схоронить, самолично отпев при этом, дьякона опоили, а потом велели траур по деревне объявить и бриться сказали не будете… Алевтина Александровна уж так вас угомонить пыталась, а вы её метлой…
Я расхохотался, ну и образ мне нарисовали мастера-программисты.
– Ничего, Анисим, отменяется траур, водки больше не пью и с женой обещаю помириться.
– Уж сделайте милость, барин, а то больно вы споры на расправу, когда во хмелю.
– А что там за шум? – мое внимание привлекли вопли, раздававшиеся со двора. Анисим выглянул в окно:
–Вот беда! Зашибут девку! – он опрометью бросился из комнаты. Я
кинулся за ним. Превозмогая головокружение и тошноту, я вышел на крыльцо особняка. Яркое солнце ослепило меня. Я зажмурился и с минуту пытался привыкнуть к свету. Взгляду представилась странная картина. Анисим пытался урезонить добрый десяток баб, вооруженных колотушками, вилами и цепами для обмолота. За его спиной пряталась хрупкая девушка.
– Что происходит? Анисим?
Все замолчали. Девушка обернулась. У меня подогнулись колени. Взгляд глубоких карих глаз сразил меня словно молния. Густые черные кудри заколоты необычным ярким гребнем в виде цветка, тонкие черты лица, нежный румянец щек – колдовская красота. Стройная идеальная фигура, маленькие босые ступни, выглядывавшие по щиколотку из-под полы платья – я был повержен и очарован. Мне хотелось выдавить хоть слово, но я словно онемел.
– Да вот, барин! Чуть девку не зашибли, говорят, что она на их птицу порчу навела.
–Какую порчу?
– Выслушай, батюшка, – толстая крестьянка с колотушкой кинулась ко мне и вцепилась в подол халата, – ведьма! Ведьма она, уж который год маемся, – то корова доиться перестанет, то коза захиреет, то посевы пропадут, а теперича, вон, все гуси передохли, в округе. А Захаровна видела, как она на перекрестке поклад закапывала, вот у всех вокруг того перекрестка птица и сгинула. Ведьма она! Как и мать ее была!
– Ведьм не бывает. – Я сам обалдел от фразы, вылетевшей из моих уст, однако это было первым, что пришло мне в голову.
– Не бывает? –