что не беременна и не была, что выдумала всё, чтобы удержать мужа дома.
Я сажусь, опуская руки:
– Что ты делаешь, Агнета?! – говорю я.
– А что мне остаётся?! – со слезами в голосе говорит она. – Тебе хорошо, тебя всегда все любили!
Я посмотрела на неё с упрёком:
– Да, милая, мне очень хорошо.
Агнета сразу поняла свою оплошность. Не было двора или подворотни в Сонбоге, да что там, во всей Свее, где бы не обсуждали, что дроттнинг не может родить конунгу детей.
– Прости, Сигню, прости меня! – спохватилась Агнета, сразу высохли слёзы.
– Не за что прощать, – сказала я, вставая, обнимая её.
А потом я заговорила как можно более мягким голосом:
– Ты вот что, моя милая, моя любимая подруга, заканчивай ненавидеть себя, превращаться в ревнивую и глупую женщину, которая не понравится никому. И хватит дома сидеть. Бьорни уже в школу ходит, а ты что в четырёх стенах с челядью засела? От безделья тупость одолевает и мысли дурные в голову лезут и красота уходит.
– Ну, я… – захлопала длинными ресницами Агнета.
– Так вот, сейчас в баню отправляйся, а завтра с утра жду в лекарне тебя. Нам помощники нужны. Хватит. Хватит квашнёй сидеть, – я погладила её по волосам. Мои слова жёстки, но она должна чувствовать, что я из любви и заботы о ней произношу их.
– Свана…
Я улыбаюсь. Я люблю тебя, моя милая Агнета, моя подруга.
Я встала. Я знала теперь, как мне с Берси поговорить. Надо же до чего дошли эти двое: Агнета про бремя лжёт.
И вот он явился вполпьяна. Ухмыляется ещё. Рассчитывал, вероятно, что ругать, срамить его буду.
Да, я в последние годы стал вести себя как настоящая скотина, будто ждал, что найдётся кто-то, кто приструнит, кто накажет меня, наконец. Но все так заняты Свеей, своими семьями, своими дроттнинг и конунгами, что всем плевать на меня.
– Я была у Агнеты, Асгейр, – проговорила прекрасная, освещённая закатными лучами женщина, сидящая напротив меня, опершись локтем на подлокотник кресла в горнице конунга, где он просиживает с книгами и своими записями. Где разговаривает с глазу на глаз с нами, алаями, с Советниками, бывает и с заезжими из дальних стран гостями.
– И что? Она не беременная? Я знаю, – довольно дерзко ответил я.
– Что скажешь? – её глаза мерцают тёмными яхонтами, такие привезли в том году ей в ожерелье из-за далёких морей… Спокойная, не злая.
Хмель ли, давно ли представляемая эта картина перед моим мысленным взглядом, но что-то вытолкнуло меня вперёд, к её коленям. Я обхватил её длинные бёдра, упругие ягодицы, лицом зарываясь в юбку ей, пытаясь надышаться, доставшимся мне, наконец, ароматом…
– Я люблю тебя! – я поднял лицо, мои ладони на талию к ней, подтянуть немного и раздвинутся коленки, втиснуться между…
– Ты… Не дури, Асгейр, – сказала она, не смущаясь, не взволновавшись даже. Даже не шевелясь ни навстречу мне, ни оттолкнуть. Ждала такого от меня что ли?
– Отпусти, сядь, –