«Лебединой верности?»…
– Что, Вась, получилась не «Лебединая верность», а лебединая песня, а? – зло пошутил какой-то остряк, вокруг засмеялись… обидно, но ничего: друзей у него всегда было больше, чем завистников.
А оступиться в балете так легко, неудача всегда ходит так близко, дышит в затылок… как у канатоходцев.
Опасное и рискованное ремесло: рискуешь и жизнью, и сердцем.
И ничего не достигнешь без падений.
И без оторванных колечек ситцевой занавески – первого своего профессионального занавеса.
…Однажды – в далёком будущем – в случайном разговоре он с изумлением услышит, что двадцать лет спустя учащиеся младших классов Вагановского разучивали его номер про птиц: «Я в нём танцевала, Вася, я хорошо его помню – под песню «Лебединая верность»! Я была маленькой птичкой, это было так здорово!» – скажет ему художник Большого театра Лена Зайцева.
Как странно и забавно… да, всё сохраняется, даже танцы, ничто не проходит бесследно.
С Татьяной Подкопаевой. "Золотая рыбка"
Картина четвёртая. Железный занавес
Этот занавес, о котором он не задумывался, не подчинялся его воле и режиссёрским командам и чуть не погубил его.
…Быть в центре ему хотелось всегда: активность – вторая натура.
Хотелось много успеть: переделать классику, откопать и восстановить архивную старину, выдумать что-нибудь совсем новое, на современную музыку… разрешат или нет – другой вопрос, главное – осуществить идею.
Вокруг него при этом шла и другая, не балетная жизнь, и в ней тоже надо было участвовать.
Он выделялся – не всегда в классе, здесь каждый выделялся по-своему, но будущего солиста или, как минимум, корифея было видно. Почти сразу после поступления в училище он стал заметен и на обычных, школьных уроках, он хорошо писал и говорил (давала себя знать французская школа!), он верховодил друзьями, и однажды в январе, после праздников (в декабре ему исполнилось четырнадцать), его приняли в комсомол и практически сразу выбрали (точнее, назначили) комсоргом класса.
Это радовало: выше, лучше, ярче – приятно было во всём быть лучшим, не в кордебалете. Через год он уже был в комитете комсомола училища.
Взрослые выбирали ответственных и надёжных, сверстники поддерживали истинно достойных, не тихонь и не карьеристов, радовались возможности «выбрать» того, кто им нравился, а не просто одобрен и назначен партией.
Партией взрослых.
Он не придавал этому значения, жил так же, как танцевал: старался, делал всё, что нужно (и чуточку больше других!), играл отведённую ему роль солиста и здесь. Опять же, отец был доволен: сын – комсорг, это звучит гордо. Может быть, хотелось как-то утешить папу, отвлечь его от обманутых ожиданий, которые он возлагал не на него, а на брата? Ну и Мама рада, она всегда рада его успехам, а это ведь тоже немножко успех?
Родители, 1970
Он не думал о каком-то ином смысле