Революция!
Выбежал из дворца, встал на верхней ступеньке глава Думы, громадный задыхающийся Толстяк Родзянко – так его прозвал царь. Теперь он сам – царь! Зычным командирским голосом прокричал в толпу:
– Служите доблестно свободному Отечеству, солдаты Великой России!
Солдатня пропустила ненавистное «служите», зато радостно восприняла бесконечно повторяемое нынче слово – «свобода». И дружно закричала «ура!».
Родзянка (так его называют солдатики) уже исчез во дворце… И тотчас ожил поток желающих попасть туда. Поток понес и меня вверх по лестнице. Охрипшая охрана у входа молила: «Пропуск, господа! Показывайте пропуска! Где ваш пропуск?» Какой тут пропуск! Человеческой волной пронесло меня внутрь мимо охраны, дальше по коридору. Здесь прямо на полу сидели солдаты – ружья сложены в пирамиды, курят махорку, пьют чай, закусывают хлебом с селедкой или попросту спят, растянувшись на полу. Дворец, превращенный в казарму. Революция! Все-таки я дожил!
Между солдатиками куда-то бегут, спешат депутаты, ухоженные, в отличных визитках. В бесчисленных комнатах заседают бесчисленные комиссии.
Насмешливый голос сзади: «Наполеон глядел на толпу, штурмовавшую дворец короля, и отметил: „Одна батарея вмиг рассеяла бы всю эту сволочь!“ Одну хорошую роту! Клянусь, одной хватило бы!..»
Оборачиваюсь. Офицер – полковник – разговаривает с другим офицером и не боится! Я приготовился схватить негодяя, но его уже унес живой поток. Этот сукин сын не понимал: прелесть Революции в том, что дивизии и батареи, и вправду могущие ее остановить и уничтожить, почему-то не появляются. Должно быть, так же Людовик XVI в Версале, как теперь наш Николашка на фронте, гадал: куда же исчезло его верное дворянство, где она, столь послушная вчера армия?
В тот день я долго толкался в коридорах Думы, пытаясь понять, что делать нам, горстке большевиков. Уже под вечер, выйдя из дворца, увидел частую тогда картину. Опасаясь расправы, в Думу приходили сами сдаваться царские министры, полицейские чины. Но иногда их приводила разъяренная толпа. Помню, как солдатики волокли по ступеням седобородого в великолепной шубе с бобровым воротником. Видно, кто-то из больших сановников. По-революционному волокли – за этот самый бобровый воротник. Седобородый покорно-жалко семенил. Уже кричали снизу из толпы:
– Да что его вести! Кончай мерзавца!
И в этот самый миг на ступени Думы, на этот нынешний народный форум, пулей вылетел из дворца некто во френче – худой, весь дергающийся. Будто заклиная, выкинул руку! И яростно, страшно, приказным тоном крикнул:
– Оставьте мне этого человека! Его будет судить наш беспощадный революционный суд!
Такое бешенство, такая угроза была в его крике! Толпа в страхе замолкла.
И он увел арестованного в глубь дворца.
Увел в особый павильон внутри, где они преспокойно сидели, защищенные думской охраной от ярости Революции. Этот, во френче, их попросту спасал.