и ГИТИСом, дальше ОН пошел один. Я смотрела на его удаляющуюся фигуру, ОН оглядывался, потом опускал голову, потом оглядывался вновь… Я прошла еще несколько шагов и остановилась у железной ограды палисадника. Вдруг я увидела, как один из автобусов двигается в мою сторону, разворачивается рядом со мной и чуть притормаживает. В окне мелькнуло его лицо. Я жестко отвернулась от автобуса, вцепилась руками в железные прутья ограды. Автобус скрылся за поворотом.
Я жила его письмами, телефонными разговорами – это была словно “обратная сторона луны”, зазеркалье… и была реальная жизнь: учеба, репетиции, увлечения, дружбы…
Мой день рождения и день свадьбы были объединены в одно скромное застолье в узком семейном кругу. Я была на четвертом месяце беременности, моим мужем стал однокурсник – банальная и бесперспективная история. Следующим после свадьбы утром я уехала в Ленинград. В этот же день туда на гастроли приехал киевский театр.
Морозы стояли в Ленинграде крепчайшие. Бродя по набережным каналов, мы промерзали насквозь. Мы говорили, говорили, говорили… Я утаила и про свадьбу, и про беременность. В его словах появились интонации вины и отчаянного поиска разрешения нашей ситуации. Я знала, что решения ОН не примет ни в сторону нашего разрыва, ни в сторону нашего соединения. Знала, что мы будем ждать друг друга годами, с каждым месяцем ввинчиваясь в абсолютный тупик. На спектакль в БДТ, где проходили гастроли, я не пошла. Видеть его без возможности прикоснуться теперь уже было тяжело. Наглотавшись ледяного ленинградского воздуха, наглотавшись невыплеснутых рыданий… я уехала в Москву.
В июле я написала телеграмму: “Родила дочь Счастлива”. Получила в ответ: “Поздравляю Мое солнце Целую”. И вслед ласковое, грустное письмо. Без вопросов, без выяснения обстоятельств, без упреков.
И снова закрутилась вереница приездов, писем, встреч, телефонных звонков. Теперь уже моим адресом был Центральный телеграф, до востребования. Жила я рядом, и моя дорога каждый день пролегала через большое гулкое здание Телеграфа и маленькое окошечко с ворчливой почтовой служащей, периодически выбрасывавшей мне бесценные конверты. Любую возможность оказаться в Киеве я хватала мертвой хваткой, будь то пробы или съемки на студии Довженко, постановки… Я изучила этот город, многое здесь связано было только с ним. В один из приездов я остановилась в гостинице “Москва”, теперь переименованной в “Украину”. Широченная, бесконечная лестница вела от входа в гостиницу на площадь, в окно своего номера на последнем этаже я провожала его растворяющуюся фигуру. “Плавлю лбом стекло окошечное…” ОН шел, оглядываясь на это дальнее окно, переходил площадь и исчезал в доме с правой стороны от фонтана.
Перед моим отъездом мы сидели друг перед другом в молчании. ОН мягко закрыл за собой входную дверь, через секунду ворвался обратно, сгреб меня всю без остатка, вжал в себя. Разжал руки. Ушел. Я сидела на полу у двери и захлебывалась немым криком. Бросилась к