самоценности человека становится всеобщим[210]. По сути, только с этого уровня можно всерьез говорить о нравственности, только здесь начинает выполняться «золотое правило» этики – поступай с другими так же, как ты бы хотел, чтобы поступали с тобой, или известный императив Эммануила Канта, требующий, чтобы максима, правило твоего поведения было равнопригодно, могло быть распространено без всякого исключения как правило для всего человечества. На предыдущих стадиях речь о нравственности не идет, хотя можно, разумеется, говорить о морали – эгоцентрической или групповой, корпоративной.
Просоциальная, гуманистическая ступень – казалось бы, высшая из возможных для развития личности (в частности, на ней обрывалась классификация в предыдущем издании данной книги, 1988 года). Однако над этой замечательной и высокой ступенью подразумевается еще одна. Необходимость ее выявления и обозначения согласуется с вышеприведенными соображениями о сфере предельных, наддеятельностных смыслов, удерживающих всю конструкцию и определяющих направление, общую судьбу и стержень личностного развития. Эту ступень можно назвать духовной[211].
Сразу скажем, что «духовное», как сфера предельных ценностей и смыслов, может пониматься двояко – как светски, так и религиозно. В немецком языке, например, прямо отражены эти два оттенка: светский (geistig) и религиозный (geistlich). Но в любом случае речь об особой, собственно человеческой сфере предельных («наддеятельностных») смыслов («сверхсмыслов» по Франклу), восходя к которой человек начинает сознавать и смотреть на себя и другого не как на только конечные и смертные существа, но как на существа особого рода, уподобленные, резонирующие, соединенные с духовным миром, чья жизнь не обрывается с концом земного срока. Речь, тем самым, о поиске смысла жизни, неуничтожимого фактом смерти. Ясно, что здесь мы входим в сферу субъективных отношений с Вечностью, Абсолютом, Богом, Справедливостью, Добром – каждый в данном случае может так или иначе представлять и обозначать эту сферу, иметь свою личную форму отношений и связи с ней[212]. Если говорить о христианской традиции, то субъект приходит (способен прийти) к пониманию (открытию) человека в своей главной сущности как – в пределе – образа и подобия Божия, поэтому другой приобретает (может приобрести) в его глазах не только гуманистическую, разумную, общечеловеческую, но особую сакральную ценность.
Различение смысловых уровней улавливается (слышится) даже в самом языке описания человеческого поведения. Так, имея в виду прагматические и эгоцентрические смыслы, говорят о действиях и, соответственно, об их успехах или, напротив, – об ошибках, промахах, оставаясь в логике тех или иных действенных полей. Как только мы переходим к смысловым устремлениям нравственного плана, мы начинаем говорить о поступках, деяниях, которые бывают в нашем восприятии низкими (то есть определяемыми эгоцентризмом, себялюбием, как бы прижатыми к прагматическим смыслам) или высокими