подготовку к выпускному. Почему они собирались сегодня днём, я так и не поняла, но нужно было ехать в институт. Я даже обрадовалась такому ходу событий. Лишь бы был повод, чтобы на время уйти из дома. Появилось небольшое, но хоть какое-то, облегчение.
Быстро собравшись и перекусив чем-то, я направилась к выходу.
– Когда приедешь?
– Не знаю, может быть к семи.
– На ужин успеешь? – Сестре хотелось тоже что-то сказать, а папа просто стоял рядом со всеми. Натягивая сапоги, затягивая пояс плаща, мне казалось, что они смотрят на меня пронизывающим взглядом, пытаясь уловить малейшее моё движение и прочитать в нём что-то большее.
– Они хотят тебя поздравить, да? Задумали что-нибудь? – Сестра не унималась, на её лице была заметна усмешка, явно начинающая меня провоцировать. А на лице у мамы вновь появилось то выражение какого-то скрытого и глубокого недовольства, неодобрения и бессмысленного беспокойства, которое я ненавидела каждой клеточкой своего тела, ощущая на себе его мелкой дрожью. Сразу становилось тошно от вдруг появляющегося из ниоткуда чувства вины, вот только не понятно, за что?
Всегда, когда я собиралась куда-то: на день рожденье, на каток, встретиться с классом после того, как я перестала посещать школу, с подругой, куда угодно, она всегда хотела знать: во сколько я приду, где я, а потом звонила, узнавая, как у меня дела, как долго я ещё буду гулять и прочее-прочее. Чтобы убедить её не присылать ей сообщения каждое утро, что я уже в институте, ушёл целый год. Волноваться за уже взрослого человека – мне это было непонятно. Авария, возможно, усилила то самое инстинктивное волнение за своего ребёнка, присущее каждому родителю, но в такой атмосфере мне совсем не становилось лучше, потому что она таила в себе что-то такое, чего я никак не могла понять и осознать. Мама как будто скрывала то, о чём не могла сказать, но о чём постоянно говорило выражение её лица и, конечно же – глаза, которые никогда не лгут.
Мне как-то приснился сон, мимолётный, неуловимый, о начальных классах в школе. Какие-то голоса, смех, люди рядом, много людей, а потом тишина, тетрадки, ручки, кто-то шепчет мне что-то. Вроде всё как в обычных школах, будто передача из телевизора: действия, смонтированные разными кусочками, а потом провал, пустота, и я уже слышу ругань и чувствую сильное напряжение в какой-то удалённой тёмной комнате. Меня кто-то крепко держит за руку, а по щекам текут слёзы. Единственное, что я поняла из этого сна, что я тогда сделала что-то не так, и чувствовала себя очень виноватой. Возможно, это была контрольная или олимпиада, на которой я себя совсем никак не проявила и меня ругали, кто знает? Но всё, что я запомнила, проснувшись с такой сильной тяжестью в груди и комком в горле, когда рыдания так и просятся вырваться наружу, но сдерживаются всеми силами, так это чувство, когда тебя держат на коротком поводке и шею сдавливает цепь, не позволяющая сдвинуться с места. Вся эта самостоятельность казалась наигранной. На протяжении всей жизни они ставили на меня