Пушкина был – обиход, такое же действующее лицо детской жизни, как рояль или за окном городовой Игнатьев, – кстати, стоявший так же непреложно, только не так высоко, – памятник Пушкина был один из двух ежедневных прогулок – на Патриаршие пруды – или к Памятник-Пушкину, потому что мне нравилось, раскрывая и даже разрывая на бегу мою белую дедушкину удавочную „кофточку“, к нему бежать и, добежав, обходить, а потом, подняв голову, смотреть на чернолицего и чернорукого великана, на меня не глядящего, ни на кого и ни на что в моей жизни не похожего. А иногда просто на одной ноге обскакивать. А бегала я, несмотря на Андрюшину долговязость, Асину[18] невесомость и собственную толстоватость – лучше их, лучше всех: от чистого чувства чести: добежать, а потом уже лопнуть. Мне приятно, что именно памятник Пушкина был первой победой моего бега.
Памятник Пушкина был и моей первой встречей с чёрным и белым: такой чёрный! такая белая! – и так как чёрный был явлен гигантом, а белый комической фигурой, и так как непременно нужно выбрать, я тогда же и навсегда выбрала чёрного, а не белого, чёрное, а не белое: чёрную думу, чёрную долю, чёрную жизнь».
М. И. Цветаева
Как известно, из этой «выбранной» жизни Цветаева ушла через самоубийство, оставив записку с признанием: «простите – не вынесла».
…Это был конец жизни замечательной поэтессы, в которой она была самостоятельна и самоуверенна.
Но пока она находилась под защитой любящих родителей, всё благоприятствовало её развитию: сказки и рассказы матери, чтение детской литературы, обучение музыке, наблюдения за кругом общения отца, профессора и основателя Музея изящных искусств. Была даже встреча со старшим сыном Александра Сергеевича. Мимолётная, неосознанная, но тем не менее запомнившаяся:
«Позвонили, и залой прошёл господин. Из гостиной, куда он прошёл, сразу вышла мать, и мне, тихо:
– Муся! Ты видела этого господина?
– Да.
– Так это – сын Пушкина. Ты ведь знаешь памятник Пушкина? Так это его сын. Почётный опекун. Не уходи и не шуми, а когда пройдёт обратно – гляди. Он очень похож на отца. Ты ведь знаешь его отца?
Конечно, знала, а потому сидела тихо и терпеливо ждала выхода гостя. Но он появился не один, а в сопровождении родителей, и Марина растерялась: на кого же смотреть? Но уловив гневный взгляд матери, вспомнила – на Пушкина! Вернувшаяся мать спросила:
– Ну, Муся, видела сына Пушкина?
– Видела.
– Ну, какой же он?
– У него на груди звезда.
– Звезда! Мало ли у кого на груди звезда! У тебя какой-то особенный дар смотреть не туда и не на то…»
– Так смотри, Муся, запомни, – продолжал уже отец, – что ты нынче, четырёх лет от роду, видела сына Пушкина. Потом внукам своим будешь рассказывать.
Исполнение совета отца Марина не стала откладывать в долгий ящик:
«Внукам я рассказала сразу. Не своим, а единственному внуку, которого я знала