Киннам. – Очень хорошо, что она понравилась вам! Вам непременно нужно с ней получше познакомиться. Это живая легенда Академии, ходячая хроника здешней истории и замечательный преподаватель! Она старейший преподаватель Академии.
– Марго?
– Ее зовут Маргарита Киану, но у нас все называют ее Марго или Королева Марго. И все ее боятся и слушаются.
– Даже вы?
– Конечно! Она преподавала здесь, когда я еще не родился. Марго была руководителем моей второй диссертации и ух, как гоняла меня! Ни перерыва, ни роздыха не давала… Зато я и защитился всего за год и с тех пор считаю, что это правильно: защищаться надо весело и быстро!
– И жить так же?
В другое время Афинаида ни за что не осмелилась бы задавать ему подобные вопросы, но за такими веселыми беседами как-то самой собой получалось спросить о серьезных вещах как бы несерьезно – и получить в несерьезной форме серьезные ответы… И ей казалось, что за такими разговорами, которые иногда ограничивались всего несколькими фразами, она больше узнавала о великом риторе, чем если бы нарочно выспрашивала подробности о его жизни и умонастроении… Ей было приятно думать, что в эти минуты они словно бы становятся ближе… почти друзьями… Хотя она понимала, что на самом деле это ничего не значит: Киннам и с другими мог говорить так же, но… Ей, не избалованной благосклонностью судьбы, и такие крохи казались царским пиром!
– Жить? – Великий ритор с улыбкой посмотрел на девушку. – Жить надо весело, это правда, но не обязательно быстро. Скорее, бодро. Но это вовсе не предполагает скорого достижения конца жизни! Ведь мы с вами питомцы Паллады, а большинство ученых и раньше, и теперь живут долго… Чего и вам желаю!
С наступлением ноября в Константинополе явственно дохнуло зимой. Небо завесили низкие синие тучи, то и дело припускал дождь. Ветры еще не стали ледяными и всепроникающими, но в их дыхании уже чувствовался мрачноватый задор, который вскоре принесет из Скифии мокрый снег, холод и декабрьскую тьму. Великая церковь полностью отдала этим ветрам накопленное за лето тепло, и теперь ее камни готовы были впитывать порывистое дыхание Борея…
Впрочем, в подземных галереях под Большим Дворцом, как всегда, было тихо. Сюда не долетал ни один звук с поверхности – а если бы случайно и долетел, то сквозь массивную дверь императорской «кельи» ему точно не проникнуть. Константин сидел в своем потаенном убежище, похожем на дом на колесах – ничего лишнего, но всё, что нужно для жизни, – в глубокой задумчивости, на коленях у него лежала раскрытая книга. На столике около кресла стояла голубоватая бутылка «Прусcы», из которой давно выветрился газ, и наполовину пустой стакан. По временам в углу едва слышно шелестел компьютер. Вокруг звенела тишина, которая так располагает к размышлению, причем тишина тем более глубокая, что император ощущал ее почти физически. Он знал, что на сотни метров вокруг нет ни одного живого существа, что тихо и темно в пыльных коридорах справа и слева, что никто