это увлечение, сколько его последствия… Но при чем тут Алекс? Уж в ее чрезмерном углублении в православие он точно не виноват!
Он спросил, как прошел доклад, она рассказала вкратце. Алекс слушал как будто даже с интересом и сказал, что иногда общается с Кирой, их бывшей сокурсницей, которая преподает в Академии античную литературу.
– Кстати, она тебя видела в приемной у ректора, только ты ее не узнала. Ну, ее теперь и впрямь не узнать: пухленькая стала, перекрасилась в блондинку и ходит всё в белом и красном, а раньше, помнишь, такая готичная была! – Алекс рассмеялся.
Кира?.. Афинаида вспомнила злое лицо женщины, бросившееся ей в глаза при выходе из кабинета Киннама после их первой беседы: ярко накрашенная невысокая блондинка сидела в приемной ректора вместе с еще двумя женщинами и мужчиной – очевидно, все они давно ожидали, когда великий ритор освободится и были сильно раздражены, потому что Афинаида услышала чей-то шепот: «Ну, наконец-то!» – а Элен посмотрела на нее почти с ужасом. Афинаида смущенно пробормотала: «Простите, пожалуйста!» – и, кивнув секретарше, поскорей вылетела из приемной. Значит, эта женщина в белом костюме была Кира – та самая вечно одетая в черное худющая девица, которая больше всего любила в античной литературе описания военных ужасов и частенько цитировала из «Илиады» самые кровавые места о просаженных черепах, выпущенных внутренностях и болтающихся на одной коже отрубленных головах…
– Так это была она? Смутно припоминаю… Я и правда не узнала ее. Я тогда очень торопилась и никого не разглядывала. Но, скорее всего, не узнала бы, и разглядев. Да, люди меняются!
Им принесли новую порцию из заказа, и Афинаида с удовольствием принялась за салат – греческий она всегда очень любила да к тому же успела проголодаться, – а Алекс налег на шашлык, и некоторое время они занимались поглощением еды, перекидываясь ничего не значащими словами. Афинаида сказала, что ей очень нравится в этой кофейне, Алекс подтвердил, что здесь отлично, сервис и меню на высоте, и он частенько здесь ужинает. Когда их тарелки опустели, Алекс разлил по бокалам остатки вина и произнес:
– Ну, за перемены в жизни… Конечно, за хорошие перемены!
– Да, за это надо выпить!
Они чокнулись, Алекс одним залпом осушил бокал, откинулся на спинку кресла и сказал:
– Ты тоже очень изменилась, Ида! Почему ты раньше была какая-то… как старуха? Ты, оказывается, такая красивая, – он словно раздевал ее глазами, – такая… романтичная…
– Ну, я и раньше была достаточно романтичной! – Она усмехнулась, слегка краснея: ее начали смущать его слишком назойливые взгляды.
– Да, я помню твое письмо! Честно говоря, я не раз жалел, что вернул тебе его, хотелось перечитать… Оно сохранилось?
– Я сожгла его много лет назад, – ответила Афинаида, вспыхнув. – Всё это было очень глупо с моей стороны,