лай, рев медведя, а потом пес выскочил к нам и рванул в сторону. Снова нырнул в заросли уже с другой стороны… короткая пауза и вновь лай и рев, а потом я уловил движение в подлеске… миг и медведь перед нами. Огромный!
Пасть угрожающе распахнута, отчетливо видны желтые вершковые клыки и синеватый язык. Волна звериного запаха шибанула в нос, слышу его тяжелое дыхание и клокочущий в груди рев.
Увидел нас, остановился на миг – кобель висел на его ляжке, но медведь как будто не обращал на него внимания. Он смотрел на нас, прямо на меня, и такой жутью на меня повеяло, что я чуть не выстрелил.
Медведь опомнился и притопнул передними лапами, слегка приподнявшись на задних, а затем заревел, широко распахнув пасть. И тут дед Матвей выстрелил.
Я видел, куда вошла пуля – прямо в распахнутую пасть, выбив из затылка кровавый фонтанчик. Медведь рухнул, как подкошенный. Кобель продолжал терзать его ногу.
Я шагнул было к нему, но егерь поднял руку, останавливая меня. Я спросил одними губами:
– Что?
Дед сказал вполголоса:
– Уши торчком. Живой он. Дострелить надо бы.
Я кивнул – понял мол, снова вскинул ружье, прицелился и выстрелил медведю за ухо – он лежал ко мне левым боком.
Зверь содрогнулся весь от удара пули и вытянулся. Попадание пули 12 калибра с расстояния в пару метров гарантировало результат.
Егерь кивнул удовлетворенно, шагнул к медведю, присел на корточки. голова зверя была размером почти с сидящего на корточках деда, как мне показалось тогда. Ох и здоров. Шкура его лоснилась – нагулял за лето жирок, приготовился к зимовке. И что его понесло к рыбакам? Наверняка те не сжигали отходы, а просто прикапывали их рядом с лагерем, и зверь пришел на запах. Всегда так бывает в медвежистых местах. Медведь – хозяин в тайге, и по-хозяйски пришел проверить, чем это таким вкусненьким тут пахнет. И наткнулся на людей, спящих и беззащитных. Дальше все известно.
Мы ворочали медведя, пытаясь найти ранение, которое ему сумели нанести рыбаки. Нашли. Кто-то из них всадил дробовой заряд медведю в шею, под самым подбородком, ничего особенно не разрушив, но больно зверю было.
Распотрошив медведя и отрубив передние лапы, мы отправились в обратный путь. Каждая лапа с огромными, сантиметров по пятнадцать, когтями, заняла по рюкзаку. Здоров был, жалко даже.
Словно услышав мои мысли, дед сказал:
– И чего его вынесло на дураков этих? Гулял бы себе, жирок нагуливал. Спать бы лег, а весной детишек наделал бы. Эх… вся пакость в тайге от человека, точно тебе говорю…
До зимовья добрались в молчании. Там я быстро ощипал пару жирных крякашей и сообразил шулюм.
Поели тоже в молчании. Настроение у деда было аховое. Медведя ему было очень жалко. Не меньше, чем рыбаков этих непутевых.
Уже перед сном, когда пили чай, дед Матвей сказал, глядя в огонь:
– Всегда нужно помнить, кто в тайге настоящий хозяин. И вести себя подобающе…
Наутро