на классические работы Клекли и Милгрэма.
– Однако, в отличие от них, вы пришли в эту область, имея собственные планы, не так ли?
Казалось совершенно бесполезным напоминать, что Стэнли Милгрэм происходит из семьи евреев, погибших в Холокосте, – что его работа посвящена попыткам найти смысл в бессмысленном, постичь необъяснимое, понять, каким образом нормальные люди в здравом уме могут делать такие вещи с другими мыслящими, чувствующими существами.
– Я не стал бы так утверждать, – ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
– Нет, – отозвалась Белинда Диккерсон, снова глядя на мужчин и женщин на местах присяжных, которые – все как один – сосредоточенно внимали происходящему. – Уверена, что нет.
Судья Кавасаки наконец объявил перерыв, и я вышел из зала суда с вновь заколотившимся сердцем – чувство, которое, принимая во внимание моё прошлое, я терпеть не мог. Хуан Санчес собирался обедать с Девином Беккером, но я сомневался, что они обрадовались бы, если бы я к ним присоединился. Я вышел под дневную жару на горячий воздух, дрожащий над асфальтом парковки, трясущейся рукой вставил блютус-ресивер в ухо и позвонил сестре в Калгари. Раздался гудок, потом женский голос произнёс:
– «Моррел, Томпсон, Чандлер и Марчук».
– Хизер Марчук, пожалуйста. – Брак моей сестры распался много лет назад, задолго до моего, но на профессиональном поприще она всегда пользовалась девичьей фамилией.
– Могу я спросить, кто ей звонит?
– Её брат, Джим.
– О, мистер Марчук, здравствуйте. Вы в городе?
Обычно я довольно хорошо запоминаю имена, и, думаю, если бы не был так взбудоражен, то вспомнил бы, как зовут секретаршу. Я даже вспомнил, как она выглядит – миниатюрная блондинка в круглых очках.
– Нет. Хизер на месте?
– Я сейчас вас переключу.
Я видел, как дородный детина пялится на меня – вероятно, репортёр в надежде на интервью. Я повернулся и быстрым шагом пошёл прочь.
Мы с сестрой общаемся пару раз в месяц – чаще ей Густав не позволяет, – но всегда по вечерам; она была явно удивлена тем, что я позвонил среди рабочего дня.
– Джим, у тебя всё в порядке? Ты где?
На первый вопрос я утвердительно ответить не мог, поэтому перешёл сразу ко второму:
– В Атланте.
Хизер слишком хорошо меня знала.
– Что-то не в порядке. Что?
– Ты знала, чем занимался дедушка Кулик во время войны?
Секундная пауза. Где-то далеко – там или здесь, я не мог определить – выла сирена.
– Что за чёрт, Джим?
– Прости? – Вопрос, не извинение.
– Что за чёрт? – повторила она.
– Ты о чём?
– Джим, если это какая-то дурацкая шутка…
– Я не шучу.
– Ты прекрасно знаешь, чем он занимался во время войны в том лагере.
– Ну, теперь-то я знаю, – сказал я. – Узнал сегодня. Я давал показания как свидетель-эксперт на том процессе, про который тебе рассказывал. И