медика, но Феликс растаял как морок.
Играла тихая музыка.
За перегородкой плескалась вода. Размытый силуэт перемещался по стене из подсвеченного полупрозрачного стекла.
– Вильма?
Ему не ответили. Раздвижная стена снова распахнулась, привычно отзываясь на приближение.
Девушка сидела на краю кафельного резервуара, ее босая нога с розовой пяткой касалась бурлящей поверхности. Это прохладное кипение порождал насос и мириады воздушных пузырьков. Капли воды стекали по загорелым плечам, по глянцевой ткани купальника, но волосы каким-то чудом оставались сухими – коротко остриженные, густые и вьющиеся от природы.
– Долго еще? – хмуро спросила она, подняла голову, и Тони в который раз дрогнул от странной смеси отторжения, влечения и печали.
Со смугло-розового лица девушки на него пронзительно и ясно смотрели хрустальные глаза – слепые и зрячие одновременно. Зрачков, не было совсем, веки двигались не часто, но то, что заменяло Вильме мимику глаз, выглядело более выразительным. Свет, преломляясь на крошечных датчиках, создавал странный эффект тревожного сияния и пронзительной, нечеловеческой глубины.
– Долго еще? – повторила она и усмехнулась – улыбка получилась широкой, «от уха до уха».
Болезненное очарование тут же рассеялось. Голос девушки звучал хрипловато и вызывающе – так было всегда, сколько ни помнил ее Тони. Раньше он любил размышлять, что может видеть Вильма своими датчиками, и насколько этот мир отличается от привычного для него, Кота и других. Потом он это занятие бросил – понял, что ему безнадежно не хватает воображения.
– Ты так и будешь молчать?
– Извини, задумался о другом. Пришел тебе напомнить, что завтра утром ухожу на дело. Ты довольна?
Девушка вынула гладкие ноги из воды и подтянула колени к подбородку. В такой позе она казалась статуей, которой щедрый скульптор пожертвовал бриллианты вместо глаз.
– Нет, – изрекла Вильма. – Я не довольна. Мне не нравится позиция Кота в этом деле – ты говорил с ним по душам?
– Только что. Мне показалось, что он не доверяет Феликсу.
Вильма тряхнула кудрями. Из ее глазниц струились темнота и сияние одновременно.
– Феликс слишком труслив, чтобы вильнуть в сторону, но с самим Котом будь поосторожнее – он тебя недолюбливает.
Девушка ловким, сильным движением поднялась на ноги, не стыдясь, стянула с себя мокрый купальник (черт возьми, зачем тогда было его надевать – подумал Лейтен) и зашвырнула яркую тряпицу в угол.
Потом неспешно вытерлась ладонями и надела белье и комбинезон.
– Когда видишь то, что могу заметить только я, остальное не имеет особого значения.
Тони переварил двусмысленный намек, но ничего не ответил. Она улыбнулась снова – слишком широко, поэтому не очегь красиво.
– Новая оболочка лучше, чем старая, та уже начинала тебя полнить.
– Это не надолго, максимум на две недели, – машинально