закинул через плечо спортивную сумку, запер номер и, проводив Эрику к машине, вернулся к портье расплатиться за номер. Потом с легким сердцем снова вышел на улицу. Солнце светило во всю свою осеннюю мощь. Мы поехали с Эрикой в ее отель. Она вручила мне визитку, а я пообещал, что в случае невыполнения контракта вышлю всю сумму целиком в Мюнхен.
Я окончательно убедился, что Эрика Шнайдер – это Эрика Шнайдер, а не подсадная утка. В качестве серьезного противника могла быть только фрау Линда Шварцер – от нее так и сквозило арктическим холодком под названием «опасность». Интуитивно я понимал, что рано или поздно мы с этой бестией сойдемся на тропе войны.
Ну а пока отсчет безопасного времени шел на минуты. Нужно было немедленно выбираться из мышеловки, в которой я оказался волею обстоятельств.
Я сдал машину в пункт проката и долго блуждал по Бонну, пересаживаясь с автобуса на такси, побродив по музею Людвига ван Бетховена, который находился между желтым зданием почтамта и кирхой, и не заметив слежки, я перешел дорогу и не торопясь добрался до железнодорожного вокзала. Превратившись во Владека Функе из Берлина, я купил билет и выехал на евроэкспрессе в столицу объединенной Германии.
XIV. Западный Берлин. Записки азюлянта из Хайма
Он отдан под твою опеку! И, если можешь, низведи В такую бездну человека, Чтоб он тащился позади. Ты проиграл наверняка. Чутьем, по собственной охоте Он вырвется из тупика.
В Западном Берлине я, или Владек Функе, исчез в недрах хайма – общежития для азюлянтов…
Все общежития похожи друг на друга. Мне, по роду деятельности, приходилось бывать в разных заведениях такого типа – это были общежития семейные, мужские, женские, студенческие, а также общежития научных работников. Это было в СССР.
Общежития в Союзе были разные, но их все объединяла какая-то общая идея. Люди были заняты каким-то одним делом – это могла быть работа или учеба. А вот общежития для азюлянтов в Германии стояли особняком. Стандартный хайм напоминал Ноев ковчег. Здесь жили-были турки, болгары, поляки, сербы, албанцы, румыны и даже эфиопы, которые вообще ни с кем не контактировали. Мужчины постоянно торчали на кухне, молча варили что-то неведомо-пряное и пахучее. Их женщины в несвежих халатах, замотанные в огромные платки, гортанно и сердито покрикивали на своих шумных и грязных детей.
Раскованнее всех были наши – еврейские беженцы, русские и этнические немцы из стран СНГ. Вечерами они сбрасывались по две-три марки и отряжали гонца в лавочку при бензозаправочной колонке, открытую в любое время суток. Посланец возвращался в хайм с бутылками дешевого крепленого вина. И тогда в одной из «русских» комнат начинался развеселый загул – с байками, анекдотами, безудержной хлестаковщиной, песнями и даже традиционным в таких случаях выяснением отношений.
Эту группу людей не объединяли такие понятия, как работа или совместная деятельность, кроме, разве, учебы на языковых курсах.