дороги они были высушены, но идти было до невыносимого тяжело. Но мы шли. Обувь хлюпала, наполнившись водой, пальцы ног леденели. Потом оледенели ступни. Холод становился нашим новым врагом.
Солнце сползало к горизонту, постепенно сентябрьская прохлада, которая радовала петербуржцев после нескольких месяцев душной питерской жары, облепляла нас мокрым саваном. Тело ещё хранило тепло, периодически доставляемое из-за туч солнечными лучами, но всё чаще по нему пробегали мурашки. Замёрзшие ноги – это залог замерзания всего организма, а замёрзнуть в окружении водянистой почвы, без единого проблеска надежды на скорое тепло и еду – это смерть.
Каждый чавк ноги в сырой траве отдавался глухим эхом в моих ушах. Я шёл, сосредоточившись на своём Плане, уйдя от этой противной реальности. Хотелось поскорее перешагнуть через все эти дрязги, трудности и холод, чтобы скорее оказаться в своём обществе. В своём и только в своём. Построенном и управляемом мной.
Не знаю о чём думали остальные, мне кажется, о каких-нибудь хлопьях с горячим молоком. Многие бессмысленно смотрели себе под ноги, было чувство, что эти люди не особо хотят выживать. Это дико, но это правда: далеко не во всех инстинкт выживания заявлял о себе достаточно громко, чтобы мобилизовать физиологические ресурсы. Ведь всё живое хочет жить, но городская жизнь заглушает в человеке животную составляющую, делает его слабым, так что ему проще сдаться и умереть, чем переносить эти страдания. Большинство были обычными горожанами со своим обычным, растущим из изнеженности, мировоззрением, которое я глубоко презирал. Это как раз те люди, за умы которых борются политики и общественные деятели всевозможных сортов.
С улыбкой вспоминаю, что мне тогда пришла в голову мысль о деньгах. Какой аналог денег ввести в оборот? Бумага не пойдёт, человечество слишком долго шло от блестяшек к бумажной имитации блестяшек, а для цифр на банковском счёте теперь просто нет технологий. Удивительные возможности – всё с нуля!
Тройка автоматчиков клином шла за майором, он что-то сказал им, и двое отделились, пропустили колонну выживших и пошли последними. Это были молодые парни, явно не контрактники, но успевшие кое-чему научиться за время короткой службы в войсках. На них была форма нового образца – цифра в зелёной гамме, но не было погонов. Офицеры приказали срезать их – видимо тоже хотели строить новое общество.
Меня поражало полное отсутствие правительственных сил. Вся мощь, вся информационная поддержка и технологии, дроны и вертолёты, спутники и прочее, что должно было уничтожать противника и защищать в случае полномасштабной войны, как будто испарилось. Да и защищать теперь было некого, кроме самих себя.
Я злился. Моя девочка шла, как будто меня не было! Я очень хотел напомнить ей о себе, что я тут, и она моя, но боялся даже взять её за руку. Это выжигало мозг. В какой-то момент даже мысль о Плане перестала греть мне душу, надо было вывести девочку на контакт, иначе эта неопределённость и дальше будет подтравливать моё настроение. Но мы шли колонной