себе, что это осуществимо. Что плохого в таком сценарии? Даже если не разделять пессимизм Бенатара, подобный поворот событий сулит много выгод. Хотя бы такую: нам от этого будет только лучше.
Мы избавимся от угрызений совести за трудности, которые создаем будущим поколениям, и никому не станет хуже – тех, кому могло бы стать хуже, просто нет на свете.
Какой мир лучше, с людьми или без людей? Не будем сейчас о том, что мы творим с другими биологическими видами, – это тема отдельного разговора.
Договоримся, что мы выбираем между миром как он есть и миром без разумных существ. Договоримся еще об условии довольно фантастическом (философам часто приходится так делать): если мы решим, что разумная жизнь в мире должна прекратиться, то все с этим согласятся. Тогда ничьи права не нарушаются, во всяком случае, ничьи из реально живущих сегодня людей. Но имеют ли право на существование те, кого еще нет?
Я твердо убежден, что Вселенная без разумной жизни – неправильный выбор. По моему суждению, для большинства людей жить лучше, чем не жить. Несмотря на все несовершенства сегодняшнего мира, мне хватает оптимизма, чтобы верить: если человечеству удастся протянуть еще столетие-другое, мы извлечем уроки из своих ошибок и построим жизнь, в которой будет гораздо меньше страдания.
Но чтобы обосновать такой выбор, придется снова обратиться к тем глубоким вопросам, с которых я начал. Стоит ли жить? Принимаем ли мы решение дать ребенку жизнь в его интересах? Оправданно ли стремление к продолжению рода, даже если мы точно знаем, что оно приводит к страданиям невинных?
Философия на высоте
Прошлогодний отчет Гарвардского университета дает основания для тревоги: доля студентов-гуманитариев, оканчивающих бакалавриат, снизилась в США с 14 до 7 %. Она падает даже в таком престижном университете, как Гарвард, причем в последние годы все быстрее. Заговорили даже о кризисе гуманитарного знания.
Я слишком плохо разбираюсь в гуманитарных науках, чтобы объяснять, почему слабеет приток абитуриентов. Может быть, потому что многие из гуманитарных профессий больше не кажутся началом блестящей (а то и вообще какой-либо) карьеры. Может быть, потому что не каждая гуманитарная наука в силах донести до непосвященных, чем она занимается и почему это важно. Или, может быть, дело не только в неспособности донести, а в том, что некоторые гуманитарные науки, как бы ни было больно это признавать, действительно теряют смысл в нашем стремительно меняющемся мире.
Я перечислил возможные причины, но не выношу суждений о них. Единственная область, в которой я разбираюсь, – моя собственная, философия. Ее практический аспект, а именно – этика, способен внести решающий вклад в полемику по самым острым и неотложным вопросам современности.
Я сам философ, поэтому меня можно заподозрить в некоторой пристрастности. Но, к счастью, в своих выводах я предпочитаю опираться на независимый источник – доклад Института Готлиба