его прервал вдруг донёсшийся с равнины протяжный гул. С севера-востока к дороге подступала большая кольчужная рать. Над головами мечников реяли хоругви[109] с орлом.
– Это галичане, – узнал Варлаам.
Навстречу наступающим из лесу с двух сторон выскочили польские ратники. До слуха Низинича донеслись крики, лошадиное ржание, раздался скрежет оружия.
– Сшиблись, – промолвил Мирослав.
Ляхи обходили войско галицкого князя с обоих крыльев. С кручи Варлааму и его товарищам была в утреннем свете хорошо видна вся картина разворачивающегося сражения.
Вот появился знакомый Низиничу палатин в кольчатом панцире, рядом с ним Варлаам узнал по золочёным доспехам князя Болеслава. Щиты их украшал герб Пястов[110] – белый сокол на красном фоне. Взмахнув кольчужной перчаткой, Болеслав дал знак к атаке. Конница ляхов метнулась вдоль правого крыла и, лихо развернувшись, врезалась галичанам в тыл. В тот же миг ударили самострелы, всё перемешалось на поле брани, до слуха троих отроков доносились лишь дикие выкрики и звон оружия.
– А татары со Шварном не пошли, – удовлетворённо усмехнулся Мирослав. – Погляди, ни одного татарина нету.
– Да он их и не упредил, верно, – промолвил Варлаам. – В этом он, должно быть, прав. Ибо где татарин, там один разор. Испустошили бы и наши земли, и ляшские.
– Не скажи, – с жаром возразил ему сын тысяцкого. – В такой сече татарские вершники незаменимы. И Бурундай не из тех, кто позволит своим лихоимствовать. У них, брат, порядок в войске. Не такой, как у нас. Дурак князь Шварн! Верней даже не он, – что с юнца взять, – а ближники еговые. Всё по старинке воюют. Тьфу!
Мирослав зло сплюнул и выругался.
Удар ляшской конницы расстроил ряды галицкой рати. Поляки теснили руссов со всех сторон, видно было, как кренится хоругвь с гордым орлом. Вокруг неё шла яростная сабельная рубка.
– Не могу глядеть боле! – признался Тихон, отползая в сторону. – Тако и хощется, право слово, саблю в десницу и сечь ляхов ентих! Ведь тамо, други, наши, русичи! А мы сидим тут, прячемся – да ещё и радуемся! Не, не могу!
Он вдруг выпрямился во весь рост и побежал к коню.
– Стой! Куда ты?! – Мирослав бросился за ним следом. – Я те щас выну саблю! Я те ляхов посеку! Погубить нас измыслил, дурень?
Он схватил взбирающегося в седло Тихона за плащ и свалил наземь. Завязалась драка.
Варлаам, поспевший к ним, закричал:
– Довольно! Прекратите! Остановитесь! Негоже!
Решительно оттащив ярившегося Мирослава от Тихона, который успел уже поставить под глазом у сына тысяцкого здоровенный синяк, он зло процедил:
– Ты, Тихон, что, малец неразумный?! Что тебя в сечу тянет?! Не наше это дело – мешаться в чужие свары! Льву, не Шварну служим! Пошли обратно! Поглядим, чем дело кончится.
Он едва не силой потащил обоих к краю обрыва. Мирослав молча скрипел зубами и косился в сторону Тихона, который, стиснув в деснице рукоятку сабли, кусал в отчаянии усы.
– Да