это уже знала.
Однако то, в чем нуждалась Пэгги, видела лишь ее тетка.
«Ты сможешь, солнышко, – обернулась тетка, сидя за мольбертом. – Все хорошо. В этом доме ты можешь быть собой».
Пэгги никто и никогда такого не говорил.
Когда ей исполнилось девять лет, она самозабвенно написала свой первый, неуклюжий, трепетный стих. Пэг принесла его маме, ведь отец часто бывал резок. К матери у нее частенько теплилось доверие.
– То, что ты описываешь, устроено по другому, – сказала низкорослая, беременная последним ребенком мать. Она вернула Пэгги листок. – Ты совсем ничего не понимаешь, а куда-то лезешь!.. – она вслушалась. – О, мелёночек, твой брат плачет, слышишь? Иди-ка посмотри, в чем дело…
Жизнь пошла проще. Причин уничтожить следы возникающих рифм с избытком хватало на каждый прецедент.
Вот прозу взрослая Пэгги писать пыталась, ее тетя знала об этом, – странный, чудотворящий человек! Будучи художником, она стремилась замечать прекрасное даже там, где его быть не могло!
– Конечно, – отвечала она. – Есть же цветы, которые прорастают в камнях! Да, в зародыше цветок видит камень. Но вырастая, он открывает для себя иной мир, где может расцвести.
Со смертью тетки обрела свой конец вера Пэгги в себя.
Год спустя после траура Пэг встретила высокого, безумно очаровательного мужчину с притягательными изъянами. Самым притягательным была его необходимость… в ней. В Пэгги.
И влюбленность ошпарила Пэг. Принудила трепыхаться больные крылья и желать чего-то большего, чем есть. Вырасти из камня, раскрыться!
Мазью от ожогов, направлением и видимым результатом, – что да, она жива, она растет! – стало созидание стихов. Того, что она не позволяла себе никогда прежде того первого раза.
Пэгги достигла нового этапа своей жизни, где она смогла преодолеть саму себя. Имя новому началу было – любовь, царящая над всей землей.
На второй год отношений Пэгги узнала, что он женат. А также, что ее привязанность, зацикленность на нем овладели ею настолько, что она не может его отпустить.
Они продолжали встречаться. Лезвием новой надежды Пэгги выколола себе глаза объективности, рассчитывая на его любовь. Надежда заставляла искать всевозможные узелки, которые можно потуже затянуть.
Этим узелком она увидела рождение ребенка… от него.
Она забеременела. Узнав о том, Пэгги так и не поняла, обрадовалась она или огорчилась.
Но теперь она должна родить. Не об этом ли она мечтала? Счастливый ребенок, счастливая семья…
Еще не семья.
С отцом ребенка чересчур страшно поговорить. Рассердился бы он? Остался бы равнодушным?
«Он меня не любит», – шептал запретный голос, после которого губы не могли произнести ни слова.
«Он меня бросит».
До признания о будущем счастье дело так и не дошло. Все… оборвалось.
Лишь в больнице, заплаканная, шокированная и безумно несчастная, она рассказала обо всем мужчине.
Он решительно прервал с ней все отношения, выбрав свою семью. Заявил, что так следовало сделать