в своей воинской части. Дома ведь, оно понятно, и дыни слаще, и растут прямо в холодильнике. Только ить надоть найти такую дурищу, ой, дорогушу, которая их туда притаскивать будет. А как не встретишь свою судьбу?
Прошло совсем немного времени, и нерушимая Империя развалился на пятнадцать составляющих, да и те готовы были рассыпаться на более мелкие улусы. Привычный мир сошел с ума, но Вовчика мало трогало, кто в этом виноват. Он, как и большинство сослуживцев, за рюмкой, а то и за граненым стаканом, мог порассуждать, что откуда берется и чем всё может закончиться. Только на шумные митинги не рвался, да и где-то далеко они проводились. В службе тоже не обошлось без перемен. Часть, где служил капитан Васькин, расформировали. Всем офицерам было предложено или отправляться на заснеженные родины, или принять присягу на верность законному правительству новоиспеченной суверенной республики. Домой Вовчик (извините за повтор) не торопился. Профессии никакой, кроме как драть глотку на подчиненных поедая глазами начальство, он не приобрел, а в Расее сейчас таких явный переизбыток. В родном городе, в маленькой двухкомнатной квартирке, кроме слишком уж быстро стареющих родителей проживает еще и брат с женой да сыном. Самих, как говорится, как китайцев в Китае. Дабы приобрести квартиру, или хотя бы комнатушку, денег на честную зарплату не накопишь. В то, что ему как бывшему военному, кто-то чего-то там отвалит, Васькин справедливо не верил. Получается, при всем богатстве выбора, предпочтения особого не имеется в наличии.
В новой армии служба пошла не то чтоб новая, но другая. Командиры в основном остались прежние, но укравские фамилии стали исподволь уступать первенство местным. И пил спиртягу он точно так же, но качество ее заметно снизилось. И с бабами все нормально, вот только славянки среди них оказывались малость реже. Но пришлось усиленно учить местные диалекты, чтоб гнать под пули тупых туземных парней. А кто не отупеет, если вот так под пули? Что поделать – война. Кому, как говорится, сейчас легко, а на ей неладной и того нелегше.
Воевать Вовчик научился без напряга. Свист пуль не слишком пригибал его к земле. Недалекие редкие разрывы мин и снарядов не вызывали нервного оцепенения. Внешне его поведение под огнем выглядело как некая бравада, и на уважительные, а то и восхищенные реплики некоторых офицеров, Вовчик отвечал:
–
Все эти штуки мастрячат у меня на родине, ну не могут они во мне доставить неприятностей.
Сам про себя он не удивлялся такой способности. Думал, это досталось ему в наследство от деда. Тот был бравым воякой и многажды орденоносцем, всю жизнь воевавшим за дело мировой революции. Всё ж сгинул предок в послевоенном госпитале, оставив здоровье на полях сражений Великой Отечественной. Где-то под замиренным Берлином, по слухам, подстрелил его из ППШ (пистолет-пулемёт Шпагина), соратник, недовольный делёжкой толи трофеев, толи ППЖ (походно-полевой жены).
– Слушай, майор, у тебя вся родня чтоль такая? В моем городе есть улица героя Васькина. Он тебе, случаем, не просто