русско– турецкой войны, он быстро смекнул, что именно Влад Ольденбургский способен достойно оказаться в списках выживших, в этой неразберихе. Так оно и случилось.
– Зачем твоей дочери гаргулия – сразу же начал Щербатский. – компаньонка, с ароматом лимона? – Хотя, я понимаю. Ты – молодец! Эта кислая графиня в два счета отгонит от твоей дочери всех претендентов. Даже танцевать Кити не будет. Будет весь бал сидеть со своей компаньонкой. Мало рядом с ней было Цербера, так теперь ещё Гаргулия…
– Прости, что ты сказал? Кто цербер?
– Ты – Влад.
Мужчины улыбнулись друг другу и пожали руки в добром приветствии.
– В твоих словах есть правда.– продолжил Влад, пригласив Щербатского присесть в массивное кожаное кресло. – Но у тебя нет дочери ,тебе не понять меня. Ты не представляешь, что происходит со мной, когда я допускаю мысль, что какой то … вообще, что кто-то.
– Ты ревнуешь. Это нормально.
Щербатский закинул ногу на ногу и с ехидным прищуром взглянул на Влада.
– Нет, я не ревную. Точнее, да, конечно же. Но это не просто ревность. Это неудержимая ярость, гнев на весь мир. Может, если бы я ненавидел кого-то конкретно, было бы легче.
Князь скрестил руки на груди и задумался , потом продолжил.
– Я ловлю каждый взгляд, оценивающий Кити. Каждую улыбку ее , направленную мужчине, будь то наш кучер или управляющий… или конюх, который вынес ее малышкой из огня. Даже к нему у меня злоба, стоит Кити проявить к нему заботу. Не понимаю… Она слишком добра и верит этому миру, и она улыбается слишком доверчиво… ты понимаешь?
– Я понимаю. Но мир не всегда жесток. Есть в нем и прекрасные вещи. Ограждая Кити от жестокости этого мира, ты ограждаешь её и от прелестей жизни. А с этой, как ты говоришь Гаргулией, она и вовсе затоскует…
– Эта графиня сослужит мне хорошую службу. Она ворчливая старая дева. То, что мне нужно. Не молода, что бы плясать на балах, но и не стара что бы засыпать на них.
Впервые за долгое время на лице князя появилась веселая улыбка. Его друг тут же подхватил ее и двое взрослых мужчин на миг превратились в озорных мальчишек, только что вступивших в тайный заговор.
Прямо над обсуждающими ее мужчинами, в своей комнате, в деревянной лохани, прикрыв от наслаждения глаза, нежилась сама красота.
Мари распустила свои водопад волос коньячного отлива и некоторые намокшие пряди, казались почти чёрными. Длинные ноги и руки Мари, расслабленно свисали по краям ее купальни.
Мари предусмотрительно огородилась от входной двери ширмой и теперь ничто не могло потревожить ее блаженство.
Именно по этому на стук в дверь, Мари ответила совершенно спокойно, даже не открыв глаза.
После позволения, в комнату вошла молодая горничная. И не увидев госпожу, начала говорить громче обычного.
– Добрый вечер, Ваше Благородие. Я Лизи. Ваша горничная. Пришла помочь, подготовится вам к ужину.
– Спасибо, Лизи, – донеслось из-за ширмы. – Достань из саквояжа мое серое платье и разгладь его, пожалуйста.