Рукопись русского. Книга первая. «Les trios derniers coups, messieurs!» (Три последние игры, господа!)
раз им позволено снимать кино. Им Богом дано.
Толясик зло посмотрел на меня.
– Дурак. Мне ничего не дано Богом. Я сам беру то, что мне необходимо. Только идиоты вроде тебя верят в Бога – в то, что он даст вам!
– А разве не даст?
– Я беру.
– Мы что ж, поймали Бога за яйца?
– Люди дряни, дряни, дряни.
Толясик выглядел мерзостно. Мне захотелось его убить. Я бы, наверное, смог. Как бы я убивал Толясика? Я бы сначала незаметно встал и обошел кресло, в котором он сидит, и стал бы у него за спиной, потом накинул ему на шею удавку. Я бы взял с подоконника вазу и ударил его по голове. Мне захотелось вцепиться Толясику зубами в шею и высосать из него всю кровь, потом сразу сблевать, чтобы не отравиться.
– Мне нравиться кино про вампиров, – сказал я.
Толясик не ответил.
– Езжай к жене, – сказал он.
– Можно я останусь? – спросил я.
– Как хочешь.
Толясик отложил приборчик. Поднялся и перешел в другую комнату, где была широкая постель.
Спали мы до обеда.
Мне приснился сон: я лежал на спине в комнате на персидских коврах, а по мне ходила Ляля. Я никогда ничего не скрывал от Толясика и сказал, что мне приснилась Ляля, и что я заглянул ей под сорочку. Тогда Толясик влепил мне пощечину.
– Даже и не думай. Тебе было сказано, езжай к жене.
– Я хочу к Ляле. Сколько она стоит?
Тогда Толясик снова ударил меня.
Я рассвирепел.
Толясик ухмыльнулся.
– А ты ведь меня хотел убить вчера? Хотел? А сейчас хочешь? – уже хохотал мне в лицо Толясик.
– Нет, – соврал я. Но не соврал. Потому что сейчас убить его я не хотел; я хотел, чтобы он теперь мучился долго. Он тоже не достоин смерти. – У меня нет таких зубов, как у твоих волков, – пробурчал я.
– Дурак, – миролюбиво, но строго сказал Толясик. – Собирайся, мы едем.
Я не спросил куда. И мы поехали.
Столицу днем я не люблю. Она серая, даже когда светит солнце. Сегодня солнца не было, небо висело низко, но я думал, что пасмурность нам как раз и на руку, потому что мы все «грязные» дела с Толясиком обделывали в пасмурную погоду. Я заметил это. И загадывал всегда потом: если будет солнце, то не повезет, а если будет пасмурно, то повезет. Нас остановил гаишник. Но я не волновался, потому что небо висело низко, почти касалось милицейской фуражки.
Когда мы подъехали к дому, я загадал, что не хочу, чтобы у нас сегодня получилось. Я загадал так: если Толясик назовет меня дураком, то обязательно не получится. Толясик не назвал меня дураком: он сегодня был серьезен чрезвычайно и так страшно спокоен, что я перепугался не на шутку. И тогда я обратился к Богу. Мне не хотелось никого убивать. Но как еще по-другому можно отнять деньги у живого человека? Разве что дурак эдакий сам отдаст деньги. И мне захотелось, чтобы дома никого не оказалось, и мы бы ушли восвояси.
Мы вошли в подъезд.
Теперь я окончательно ничего не понимал.
Вместо того чтобы звонить в дверь и ждать, когда прекрасная