безо всякой видимой причины набросился на посла. И если бы дело дошло до драки, то я…
– Вы?..
– Арестовал бы графа ещё до того, как он сделал бы первый выпад.
– Ого! Да вы сама предупредительность, сударь! – выпалил Людовик, вне себя от того, что его замысел так или иначе был обречён на провал. – Вот так, по собственному почину, без приказа?
– Я лишь исполнил бы свой долг перед короной, государь.
– Так исполните его теперь, капитан, – величественно произнёс король.
– Готов служить вашему величеству. Приказывайте, государь.
– Немедленно возьмите под стражу де Варда.
– По какому обвинению?
– Я полагаю, что король вправе заключать своих подданных безо всяких объяснений, – заносчиво ответствовал Людовик. – А впрочем, нет: предъявите ему обвинение в оскорблении достоинства посла иностранной державы. Поспешите, барон!
– Ещё одно слово, государь. Сколько лошадей дозволено мне будет взять из конюшни?
– А зачем? – нахмурился король.
– Чтобы догнать графа де Варда.
– Догнать? Он, что же, покинул двор?
– Сразу после оскорбления посольского достоинства, – невозмутимо отрапортовал де Лозен. – Свидетели его отъезда утверждают, что он умчался как одержимый…
Сент-Эньян невольно вжал голову в плечи, ожидая неминуемого взрыва. Пегилен замер в напряжённом ожидании. Но Людовик XIV, казалось, о чём-то задумался. На несколько долгих минут в апартаментах абсолютного монарха воцарилась абсолютная тишина. Фавориты, наблюдавшие за повелителем, изо всех сил старались угадать его мысли. И в ту самую секунду, когда Лозен пришёл к выводу, что де Вард покинет Бастилию только в день собственных похорон, а Сент-Эньян заключил, что графу не миновать эшафота, Король-Солнце разомкнул уста и произнёс два слова:
– Пусть едет.
Вздох недоумения и облегчения вырвался одновременно у адъютанта и капитана.
– Вы отменяете приказ об аресте, государь? – сдержанно поинтересовался Пегилен.
– Отменяю, капитан. Пусть едет, – повторил король.
Де Лозен выслушал и, попросив разрешения уйти, откланялся. От дверей королевских покоев он отправился прямиком в зал Дианы, где герцогиня де Монпансье с нетерпением поджидала своего великолепного возлюбленного. Надо сказать, что за последние несколько дней барон немало преуспел в осуществлении своего сокровенного замысла, так что его величество уже с более тщательно скрытым неудовольствием поглядывал на свою нелюбимую кузину. Это служило неистощимым источником весёлости принцессы и честолюбия Лозена: они почти не расставались. Придворные с недоумением и даже завистью следили за этой необычной парочкой, гадая, в какую романтическую ловушку заманивает тщеславный гасконец неискушённое сердце внучки Генриха IV. Герцогиня просто светилась счастьем, слушая непринуждённую болтовню признанного сердцееда.
– Как ты думаешь, Маникан, чего добивается наш друг? – насмешливо спросил приятеля де Гиш, увлечённо наблюдавший