более силён в этом, чем бедняга Кольбер.
Монах поклонился.
– Но передать это следует лишь изустно. Кстати, преподобный отец, всё сказанное никоим образом не влияет на прочие наши планы. Это понятно?
– О да, монсеньёр: Дюшес, десятое ноября.
– Хорошо. Положение наше усугубилось, что и говорить, но я верю, что мы выйдем из него с честью. Меня ведь не удалось убить.
– Вы о Франсуа де Варде?
– О нём, о нашем бедном де Варде. Тут король оступился, это надо признать.
– Но разве мог он знать? Даже я не знал…
– Да и не нужно было. Ordines inferiores[3]… он отнюдь не самый полезный член общества.
– Как знать… Вы накануне говорили о шпаге, монсеньёр.
– Говорил.
– А если граф де Вард…
– Оставим это, преподобный отец, не продолжайте. Шпага, право слово, не из лучших.
– Вам виднее.
– Куда важнее сейчас представить отца д’Арраса королеве и снестись с Мадридом.
– Это будет сделано.
– Знаю. А я отправляюсь в Париж. Если не смогу вернуться через два дня, ждите нарочного.
– А если вестей не будет?
– Тогда дайте знать провинциалам и отцу Нитгарду.
– Непременно.
– Я не уехал бы сейчас, если б что-то не подсказывало мне: тайна, на которую намекал д’Артаньян, может быть нам полезна. Д’Артаньян слишком хороший друг, чтобы не протянуть мне руку помощи даже с того света.
– Должно быть, так, монсеньёр, – вздохнул иезуит.
– Простимся же, преподобный отец. Предоставляю вам действовать на своё усмотрение.
– Прощайте, монсеньёр, храни вас Бог!
Стройная фигура Арамиса скрылась за деревьями. Д’Олива, потеряв генерала из виду, повернулся и медленно побрёл ко дворцу.
Через полчаса стало известно, что граф де Вард срочно отбыл в родовое поместье.
XIX. О том, как Маликорн приступил к исполнению королевской воли
Художники должны раз навсегда отказаться от попыток изобразить на холсте выражение лица Людовика XIV после того, как Сент-Эньян рассказал ему о сцене, свидетелями которой мы стали. Сам будучи натурой крайне впечатлительной и суеверной, король почувствовал благоговейный трепет, тут же сменившийся вспышкой безудержного гнева:
– Так значит, наглейший из храбрых испугался? Выходит, меня окружают одни трусы?! Получается, стоит какому-то выскочке чуть возвысить голос, как мои дворяне бросаются врассыпную, а вместо чистосердечного признания в нарушении эдиктов я, король, выслушиваю детский лепет о ведьмах с Лысой горы?! Проклятье! Да пусть хоть вся преисподняя ополчится против меня, я найду, чем ответить. Пусть я погибну, зато тем самым докажу, что короля недаром называют первым дворянином Франции. Пускай это станет уроком моим верноподданным зайцам! Ты говоришь, один де Лозен сохранил присутствие духа? Отлично, нас будет, по крайней мере, двое. За мной, Гасконь! За мной, Беарн! Как видно, мне на роду написано полагаться только на гасконцев. А ты, ты, Сент-Эньян, неужели ты не нашёл ничего лучшего,