были ее любимые слова. Если рассердится, то к месту и не к месту: «Сию же минуту!»
Но сейчас она только притворялась, что сердится. Она просто за него беспокоилась.
– Почему ты сбежал в Лисьи Норы? А?
Сейчас не было ни смысла, ни сил обманывать. И мальчик с прихлынувшей горечью прошептал:
– А ты… только все время с ней. Все «мама» да «мама»… Конечно, ты нашу маму не помнишь…
Она смотрела внимательно и по-взрослому. И так же по-взрослому сказала:
– Глупенький… А что же мне делать?
Он потянулся к губе, спохватился, закусил ее. Потом шепотом спросил:
– А мне?
А глаза у Майки были ну в точности мамины. Майка опустила ресницы и вполголоса проговорила:
– Сперва отсюда сбежал, потом из Лисьих Нор. Знаю почему.
Настоящая Майка ничего знать не могла. Но мальчик не заспорил. Покорно спросил:
– Почему?
– Сам знаешь… Она вовсе не вредная. И не строгая. Анна Яковлевна… Наоборот… Ты просто испугался, что привыкнешь к ней, как я к ма… к тете Зое… Ну, ты что? Ну, перестань… Сию же минуту!
– Дура… – всхлипнул мальчик. Но не прогнал Майку, а прижал покрепче. И стал ее косой вытирать себе щеки. Здесь, сейчас, это было можно…
Потом сделалось холодно, потому что вместо солнца показалась луна и ее часто закрывали бегучие облака. Пахло речной водой, сырым песком, камышами. Мальчик передернул плечами. Майка соскочила у него с колен и накрыла его большой парусиновой курткой.
«А Галька не продрогнет?» – хотел спросить мальчик, но сон уже уносил его в темную глубину. Там, как сорванные листья, летели другие мысли, тревоги, лица…
Билет на среду
Пассажир проснулся поздно. Пароход бодро шлепал колесами. Было солнечно, змеились на белом потолке блики. Мальчик сидел на стуле в привычной позе – задом наперед. Кулаками упирался в коленки, подбородком – в спинку стула. Неотрывно и слегка насупленно смотрел на Пассажира. Пассажир улыбнулся не шевелясь:
– Доброе утро… Или уже день?
– Ни то ни се. Одиннадцать часов.
– Ого! Вот это я поспал! А ты давно поднялся?
– Не… Но уже позавтракал. И по берегу погулял.
– По берегу? Мы вроде бы плывем…
– Недавно поплыли. А то стояли, стояли… В буфете схема речного пути висит, я посмотрел, мы от мыса Город всего километров на двадцать отошли… – Мальчик не отводил глаз. Он будто говорил про одно, а в уме держал что-то более важное. И беспокойное.
– Ну… а что хорошего в буфете? – спросил Пассажир. – Кроме схемы.
– Я чай да вафли взял. Остальное все какое-то… – Мальчик поморщился. И вдруг раскачал стул с боку на бок и «подъехал» к постели. Как на лошадке. Разжал кулак.
– Вот… Мне буфетчица это на сдачу дала.
На ладони лежала белая монетка размером с пятнадцатикопеечную. Виден был маленький мальчишечий профиль, а вокруг головы – крошечные буквы.
– Так и написано: «Фрее стаат Лехтенстаарн», – неловко сказал мальчик. –